Скажу откровенно: от его слов в моей душе что-то дрогнуло. Он, очевидно, был неплохим человеком и нашел достаточно сил для оценки собственной вины. А это удается далеко не каждому.
Значительно позже произошло еще одно событие. В то время мне было поручено с бригадой военных следователей вести большое дело в Киеве. Пришлось поездить по многим городам Украины, где дислоцировались воинские части. Помню, следователь бригады, возвратившийся, кажется, из Белгорода, доложив обстановку, вдруг спросил меня:
— Знаете, кто там всеми воинскими частями верховодит? Ваш крестник, генерал-майор Соколовский, сын маршала.
«Он «обскакал» меня на большую звезду», — подумал я, но, странное дело, не почувствовал от этого ни малейшего огорчения.
Соучастники
Третьего декабря 1951 года органами МГБ СССР за корыстные злоупотребления служебным положением и фабрикацию клеветнических анонимных писем был арестован и привлечен к уголовной ответственности начальник Управления МГБ по Алтайскому краю генерал-майор Карпенко Николай Матвеевич. 20 февраля 1952 года дело было принято мною к производству.
Из материалов было видно, что за год до этого генерал Карпенко, измененным почерком и за подписями вымышленных лиц, сфабриковал три анонимных письма клеветнического содержания об одном из бывших своих подчиненных (уже уволенного на пенсию), обвиняя его в принадлежности к японской разведке. Эти письма были отправлены им по своему служебному адресу, поступили к нему и были пересланы в Москву для проверки.
В те годы шпиономания получила небывалое распространение, и генерал Карпенко был убежден, что последствия будут крайне негативные для его бывшего сослуживца.
Однако все произошло совсем не так, как он ожидал. Обвинение в шпионской деятельности его бывшего подчиненного, ничем не подтвержденное, было признано голословным. Кроме того, стало известно, что в свое время у генерала Карпенко с этим человеком были весьма натянутые взаимоотношения, доходившие до открытой ссоры. Не осталось незамеченным и то, что все три анонимки были отосланы из Москвы в то время, когда там пребывал Карпенко по служебным делам.
Всплыли и еще два факта. В феврале-марте 1947 года от Карпенко руководству МГМ СССР поступили доносы на его заместителя полковника Филькенберга, якобы уличенного в неких неблаговидных поступках. Правда, тогда, в первые послевоенные годы, с такими письмами никто разбираться не стал.
Появление новых анонимок привело к назначению по всем пяти письмам графической экспертизы. Она и установила, что все эти письма были написаны рукой генерала Карпенко, но только несколько измененным почерком.
Карпенко, что называется, приперли к стенке, и ему ничего другого не оставалось, как признать свое авторство. К тому времени у него в управлении были вскрыты и некоторые серьезные упущения и злоупотребления. Это и послужило основанием для его ареста и привлечения к уголовной ответственности с содержанием в Лефортовской тюрьме.
Первоначально генерал произвел на меня неплохое впечатление. Но вскоре я понял, что Карпенко человек лживый и хитрый. Пытаясь уйти от ответственности, он заявил, что был вынужден себя оговаривать, дабы избежать открытой неприязни проверяющих. Когда же он убедился, что я этому не верю, то вообще стал отказываться от дачи каких-либо показаний.
Надо сказать, что при обыске на квартире Карпенко были изъяты ценности на значительную сумму: 4 золотых портсигара, 30 дамских и мужских золотых часов, несколько десятков золотых колец, в том числе с массивными бриллиантами, а также золотые серьги и броши. На мои вопросы об их происхождении Карпенко отвечал уклончиво, заявляя, что не помнит, откуда они взялись, вроде бы были вывезены в качестве трофеев из Германии.
Это и заставило меня разобраться в сравнительно недавней его послевоенной деятельности.
Я допросил многих бывших сослуживцев генерала Карпенко. В самом конце Великой Отечественной войны он, оказывается, был начальником отдела контрразведки Смерш 15-й Ударной армии, штурмовавшей Рейхстаг.
Особой симпатии к Карпенко никто не испытывал. С подчиненными он держался высокомерно, был сух и даже грубоват. Исключение составлял начальник его секретариата, майор Зобов.
Дело в том, что после войны, в мае 1945 года, Карпенко добился передачи в отдел для временного хранения многих ценностей, изъятых немцами у евреев, уничтоженных в концентрационных лагерях. В числе этих ценностей было: 52,3 килограмма платины, 793 килограмма золота, свыше 18 тонн серебра, а также 26 килограммов драгоценных камней и различная иностранная валюта. А кроме всего, многочисленные ювелирные изделия.