Записки ведуна. Утопленник Васька и другие истории
История первая. Случай на кладбище
Привет, что ли. Люди зовут меня Дмитрий, или Димон, а духи – Джастер. Я ведун. Работаю, как бог на душу положит, то тут, то там, практически за «спасибо». Мне хватает - и ладно. Главное – свободный график и основной работе не мешает. Но, наверное, лучше начну по порядку.
Живу я с дедом. Он у меня хоть и в возрасте – войну прошёл, а крепкий, хрен согнёшь, да и рука до сих пор тяжелая. Где мои родители – понятия не имею, живут где-то. Мать иногда письма присылает, а отец и вовсе про меня забыл, наверно, давно. Сколько себя помню, всегда рядом дед был и меня воспитывал. А я всё равно упрямым и своевольным рос, «перекати-поле» - весь в отца, как дед говорил. В общем, рос как все. Нормальный мальчишка, от сверстников не отставал, от драк не бегал, девчонок дразнил, за своё стоял намертво. Школу закончил, институт, в армии отслужил, вернулся, работу нашёл. Ну и жил себе, как все молодые парни: когда мог – гулял, когда не мог – ремень затягивал. Деда о помощи не просил: приучил он меня на свои силы рассчитывать. В общем, обычная жизнь была, пока не нашёлся вдруг у меня брат по материнской линии. Случайно на одном форуме столкнулись мы с ним, да и заспорили по вопросам метафизики. Слово за слово – на «мыло» перешли, а там и выяснили, кто есть кто. И позвал он меня к себе в гости. Я с дедом поговорил, «добро» получил, отпуск на работе взял, собрался, да и поехал. Жены-детей нет, руки никто не вяжет, а полтора суток в поезде – это не расстояние.
Вот там всё и началось.
Встретили меня радушно, как своего, не ожидал даже. Дом у брата свой, жена, дети в школьном возрасте, бизнес всякий - жизнь устроена, в общем. Город он мне показал, о многом мы с ним говорили, о многом спорили. И снова про всякую метафизику речь зашла. Оказалось, что давно он уже этим делом занимается, на всяких сайтах-форумах тусит, да и деньги на этом зарабатывает, людям как экстрасенс помогая. И вот стал он мне доказывать, что я тоже такими-сякими способностями обладаю, потому как я ему то про одно рассказал, то про другое, что обычные люди и не видят. А мне оно с малолетства привычно, я над странностями и не задумывался вовсе. По первости пытался другим сказать, да не понимали меня, потому и помалкивал себе. Посмотрел да дальше пошёл, своими делами заниматься.
Предложил брат мне тесты пройти специальные. А мне и забавно стало: на его тесты отвечаю вроде и наобум, а правильно. Впрочем, так бы оно для меня баловством и осталось, если бы брат меня с собой на кладбище не взял: кому-то из своих цветы положить.
Приехали, а там красота: холмы огромные, какие я только в кино и видел, а сами могилки все в деревьях да травах. Чисто лес небольшой, только понизу с оградками да венками. Июнь, жара, травы цветут – дух такой, что ах, хорошо! Брат пока к своим ходил, я тоже гулял. Не часто в такое место без повода попадаешь, чего бы и не поглядеть. Кладбище старое, почти заброшенное, деревья в полный рост вымахали, сосны да рябины, сирень да берёзы – это что я опознать смог. Тенёк под ними, хорошо как в лесу, если могилы не считать. И чувство такое странное: умиротворение на душе, спокойно, как дома…
- А вот здесь мать моей жены, - брат мне могилу показал. – Хотим ей в следующем году памятник обновить.
И вот тут меня торкнуло. Памятник как памятник – крест каменный, тётка на фото как тётка, типичная такая зав-чем-нибудь, а вот не понравилась она мне и всё тут.
- Слышь, Сань, а что она за человек была?
Брата долго просить не надо, рассказал и добавил в конце:
- Сниться она Ируське по ночам и как за собой тянет. Ты вот приехал – сниться перестала. Думаю, памятник она хочет хороший, этот мы зимой ставили, какой успели.
Поговорили и поговорили, домой поехали. А только вот не шла у меня из головы эта тётка и всё тут. Странное чувство, что надо мне туда вернуться и сделать что-то. Всю ночь ворочался: казалось, тянется эта тётка ко мне как из туннеля-колодца серого и докричаться пытается. И не в памятнике дело – другое ей нужно. Под утро не выдержал да и спросил мысленно чего ей надо.
- Жить хочу, - ответила вдруг тётка. – Отдай дочь.
Я так и сел. Ни хрена себе, заявочка!.. Живую дочь в могилу забрать! И тут вдруг рассказ брата вспомнил, два плюс два сложил и понял: нагрешила тётка ой как много и в Ад теперь идти не хочет, грехи свои искупать – страшно ей. Потому и за дочь живую цепляется, как за соломинку, чтобы заслуженного наказания избежать, значит. А что дочь умереть может, на это ей похер, в общем.
Не привык я людей осуждать – сам не ангел, да и мать у меня хоть и не образцовая, а меня в могилу не тянула. А эта… И дочь родную, и внуков ей не жалко. Возмутил меня такой подход. Санька в своей семье души не чает, с Ируськой своей ко мне как к родному, так неужто я - сволочь неблагодарная, брату не помогу? Не позволю этой бабе жизнь брату испортить. Пусть и метафизика это всё, а не позволю и точка.
Еле утра дождался, сразу к брату пошёл – он «жаворонок», рано встаёт.
- Слышь, Сань, свечки мне надо церковные и на кладбище обратно – надо там душу одну упокоить, - с порога ошарашил я брата. Точнее, думал, что ошарашу, а он, зараза, на полном серьёзе спрашивать стал, какие свечки и в какой церкви, экстрасенс хренов. Я подумал, что мне это всё равно, о чём и сказал. Съездили мы в церковь, какую брат выбрал, взяли свечи и поехали на кладбище. А я всю дорогу думал, что же с этими свечками делать буду и во что я вообще лезу? Только внутри чувствовал: правильно лезу, по делу. Плюнул я в итоге и решил: как будет, так и будет. Приехали мы. Взял я свечи, брату велел у машины стоять, типа не мешал чтобы, а сам к могиле пошёл. И вдруг запинаться начал: то коряга какая подвернётся, то ветка за одежду или волосы цапанёт, то трава ноги путает - словно баба вредная чует, что по её душу иду, и не пускает. И могилу не вижу, хотя точно на неё шёл. Разозлился я тогда, рявкнул на эту бабу мысленно и сразу пелена с глаз спала, могилу нужную увидел.
Зашёл за ограду и вижу каким-то внутренним зрением, что ли, что у подножия креста тот самый туннель серый вглубь уходит, а по нему душа тёткина отчаянно наверх рвётся, да далеко ей до края… Прилепил я свечки на крест, зажёг и начал этой бабе лекцию читать, то вслух, то мысленно, объясняя, кто она есть на самом деле и где должна сейчас находиться. По чести сказать, не слишком я в выражениях стеснялся, своими именами вещи называл. И, пока говорил, руки на перекладинах креста держал, над туннелем склонившись, чтоб она наверняка не вырвалась. Ой, как не понравилось этой бабе, что я говорил, дважды свечи зажигать приходилось – от ветра гасли, хоть день безветренный был. Под конец убедил всё-таки тётку честно грехи отработать и дочь в покое оставить, чтобы наказание себе не утяжелять значительно. Отцепилась она от стен туннеля своего и вниз полетела. Я дождался, пока проход закроется, свечи в потёках все с собой забрал, и домой мы поехали. Брату коротко сказал, что мать его жену больше мучить не будет. Он кивнул – поверил, а я усталым себя чувствовал и довольным: справедливость восстановил.
Свечи я вечером один дожёг, чтобы до конца дело довести, и отрубился: до утра без снов спал. А утром брат сказал, что мать ночью к Ируське его приходила, прощенья попросила, попрощалась и ушла.
- А ты, брат, в себя не верил, - улыбнулся он под конец.
Я промолчал. Вспомнил вдруг, как шёл однажды по улице и увидел у дома одного похороны. Гроб у подъезда, народ вокруг прощается, а в стороне баба ревёт. Родня её утешает, а мне кажется, что над ней дух мужчины грустный завис и не улетает, как ему положено. Мне бы и мимо пройти, а сбился я с шага, потому как вдруг понял, что духу лететь надо, и хорошо у него там всё будет, а жена его своим горем не пускает, себя и его мучает. Не смог я мимо пройти, притёрся к народу, у гроба постоял. Мужичок лет шестидесяти, советского розлива интеллигент оказался. Жалко мужика стало: жизнь свою, как мог, прожил честно, а заслуженный отдых получить не может. Улучил я минутку, к вдове подошёл и сказал ей тихо, чтоб не слышал никто.