Я уже рассчитывал закончить в этом райском уголке службу в Египте, но не тут-то было. В марте полк побатарейно приступил к выполнению учебных стрельб на полигоне западнее Каира. Последние месяцы пребывания в стране пирамид запомнились многочисленными поездками из Порт-Саида через Каир на полигон и обратно. В личном плане: воспаление легких, малярия, цинга и присвоение воинского звания «полковник». В то же время мне дали второго переводчика, выпускника Каирского университета Самира. Примерно один месяц я имел двух переводчиков. Знания русского языка у Самира были очень малы, и я попросил Юру позаниматься с ним, У Юры заканчивалась годичная командировка, и он усердно готовил себе замену, но Самир в учебе не проявлял усердия. После отъезда Юры мне пришлось учить переводчика, но толку от этого было мало.
2 июня 1972 года окончился срок моей командировки, но сообщения о замене я не получал. Во время одной из поездок в Каир решился зайти в отдел кадров, в офис. Там мне сказали, что замена немного задерживается, но скоро будет. После этого я еще несколько раз навещал кадровиков, но положение с заменой не прояснялось. Я опасался, что дело затянется, а меня уже давило чемоданное настроение. Но события неожиданно развернулись так стремительно, что осмыслить их пришлось много позже. А произошло следующее. 19 июля я был в Каире. На следующий день рано утром собрался выехать в Порт-Саид. Но приход Яворского смешал все планы.
— Ты не знаешь, зачем всех советников в Каир собирают? — спросил он.
— Впервые слышу. Я завтра еду в Порт-Саид, — ответил я.
— Я тоже хотел уезжать, но говорят, что всех вызывают сюда.
Мы решили поискать кого-либо из начальников. Во всем доме чувствовалась какая-то напряженность. Соседи бегали друг к другу, но никто ничего толком не знал. Похоже, что это был большой секрет, о котором знали все, кроме тех, кого он непосредственно касался. Наткнулись на бывшего шефа — полковника А. И. Белышева. Он подтвердил, что действительно собирают на совещание всех советников, но подробностей или сам не знал, или не хотел рассказывать.
На совещании нам объявили приказ: через три дня быть готовыми к вылету на Родину. На наши недоуменные вопросы, как нам объяснять неожиданный отъезд своим подсоветным и друзьям, ответ был коротким:
— Мы выполнили поставленную задачу. И никаких комментариев, а тем более предположений и домыслов.
Первым самолетом должны были вылететь те, у кого окончился срок пребывания в Египте. В тот же день у меня на квартире появился мистер Усэма. Вид у него был обеспокоенный и недоумевающий.
— Лe, почему, мистер Васили? — спрашивал он и повторял: — Лe?
Что я мог ему ответить? Я сам ставил перед собой этот вопрос и не находил ответа. Сумятицу в мысли вносили вновь прибывающие советники. Мы собирали чемоданы, а из Москвы кое-кому прилетела замена. Прибывшие уверяли, что им ничего неизвестно о выводе советников и войск. Да и сам факт их появления вызывал недоверие к происходящим событиям.
— Мистер Васили, — говорил мне мистер Усэма, — нада ехать Порт- Саид, нада кушать, нада сувенир.
По сложившейся традиции, убывающего советника приглашали к накрытому столу. Присутствующие офицеры выступали с добрыми пожеланиями, вручались памятные подарки. Я знал об этой хорошей традиции и подготовил ответное выступление. Но ехать в Порт-Саид было уже некогда. Точное время вылета было неизвестно, и с душевной болью я остался в Каире, не попрощался с боевыми друзьями. Я просил мистера Усэму передать офицерам и солдатам полка мои добрые пожелания.
«Асдыкаи эль-аэзза! Дорогие друзья! — обращался я к ним, — локад амельту маакум саматээн казна, — два года я провел с вами, деля трудности и радости, успехи и неудачи. Настал день моего отъезда на Родину. Вдали от вас я буду гордиться нашей дружбой, которая родилась и окрепла в общей борьбе с агрессором. Желаю вам всем хорошего здоровья, успехов в работе и скорейшего освобождения захваченной врагами территории».
Все это я записал русскими буквами и выучил наизусть. До сего дня я чувствую свою вину за тот внезапный и необъяснимый отъезд, хотя какая моя в этом вина? Думаю, что неожиданный вывод советников и войск из Египта был результатом личных амбиций и каприза двух самозванных маршалов, А. Садата и Л. Брежнева. Волевое решение даже наш Генеральный штаб захватило врасплох. Только этим можно объяснить прибытие в Египет новых советников, когда «старые» произносили прощальные тосты.