Что касается медиков-мужчин, то нечего греха таить, многие из нас не были сахаром в будничной жизни. Один был склонен к резкостям, другой не очень общителен, у третьего возникали меланхолические поветрия. Но все это, предназначенное, так сказать, для внутреннего потребления, мы оставляли за дверьми госпитальных палат и операционных. А раненые знали нас, таких разных по облику и характеру, похожими друг на друга в своей уважительности и доброжелательности к ним, в своей взыскательной заботе о благополучии пострадавших. В какой-то мере это шло, думается, от врачебных навыков, благородной Гиппократовой клятвы, от веления профессионального долга служителей медицины. А на войне за всем этим ощущалось еще иное, большее — выражение великого братства советских патриотов, органического единства всех советских людей, проявившегося с подлинно эпической силой в борьбе за свободу и независимость социалистической Родины.
Что же касается эмоций самих по себе, их при этом вполне хватало. А иногда они вдруг били ключом. Так произошло, например, тем летом в одном из наших хирургических отделений, где работала медицинская сестра Наташа Павлова.
Эта милая немногословная девушка с быстрыми и сильными руками выходила после тяжелых операций немало воинов. Но пожалуй, больше всего забот потребовал от этой внимательной и сердечной медсестры молодой командир, раненный в левое бедро. Его ранение принадлежало к числу весьма серьезных. Во имя спасения жизни ему пришлось ампутировать ногу. Потом началось заражение крови, вначале протекавшее крайне тяжело. Медицинская сестра Наташа, заботившаяся о целой группе тяжелораненых, опекала этого невезучего лейтенанта особенно старательно, ему все же досталось больше бед, чем другим. Изо дня в день поила, кормила с ложечки, вводила лекарства, делала все надобное в лечебном обиходе. Сперва им, понятно, было не до разговоров. Потом он начал понемногу рассказывать о себе, где был ранен, как жил до войны, нелегко жил, сиротой, мечтал о лучшем. Стала постепенно раскрывать свою душу и она.
Наконец он настолько поправился, что встал вопрос об его эвакуации в глубокий тыл, кажется на Урал, для завершения лечения. Тут Наташа Павлова явилась на личный разговор к начальнику госпиталя. Она рассказала, что полюбила этого хорошего парня, а он полюбил ее, и попросила от имени обоих направить его в какой-нибудь из госпиталей города Иванова, откуда она родом и где живут ее родители. А помочь ему доехать никто не сможет лучше ее…
Наташе предоставили краткосрочный отпуск «в порядке поощрения за хорошую работу на протяжении всего пребывания в эвакогоспитале № 3829», как гласил приказ. Вместе со своим суженым, как она о нем говорила, они уехали в Иваново. Через неделю она вернулась, чтобы проститься с подругами. Перед отъездом зашла ко мне, показала брачное свидетельство по всей форме. Я поздравил их обоих от души, пожелал, как водится, мира да счастья и осведомился о здоровье мужа. Она светилась радостью:
— Все хорошо, разрешили жить дома. Он у меня, знаете, в институт собирается, я уже была там, дали программу экзаменов…
И вдруг новобрачная помрачнела. До нее наконец дошло, что из раскрытого окна доносятся глухие, тяжелые удары, раздающиеся где-то далеко, будто какие-то чудовища бухают и бухают огромными молотами по земле…
Усиление боевой активности в районе действия Калининского фронта летом 1942-го соответственно отразилось на деятельности медицинской службы. У нашего госпиталя прибавилось настолько работы, что в ряде его отделений стало не хватать врачей.
Последние месяцы у нас работало несколько молодых врачей. Мы видели, как быстро они набирались опыта. Но возросшие потери на передовой затронули и медицинский персонал. Наши молодые отправились на смену своим коллегам, выбывшим из строя. Вместо них прибыли в госпиталь не столь молодые врачи невоенных специальностей, которые уже изучили теорию военно-полевой медицины и нуждались в оперативном применении ее на практике. Они горячо взялись за дело, работая главным образом ассистентами.
Конечно, первое время от «фронтовых абитуриентов» было не очень много толка, больше приходилось помогать им вместе с многоопытными операционными сестрами. Тем не менее мы были довольны своим пополнением. То были люди энергичные, с упорным стремлением быстрее и основательнее освоить новую врачебную специальность, особенно нужную Красной Армии. Их не требовалось обучать психотерапии — внимательность и сердечность по отношению к раненым были у них, как говорится, в крови.