Поначалу это воспринималось как подлинное ЧП. Потом мы успокоились. Все до одного «беглеца» возвращались в свои части, с которыми прошли большой боевой путь и в рядах которых получили ранения. Делали они это самовольно, нарушая правила, потому что опасались, как бы их из запасного полка не отправили в другие части. Понятно, что нашим офицерам, выезжавшим в полки для розысков «самовольщиков», приходилось выслушивать их с суровыми лицами, а выслушав, от души желать боевых успехов. В частях же «беглецов» принимали как родных.
Вообще, хочу отметить, взаимопонимание между военными медиками и ранеными воинами на фронтах было максимально возможным. Поэтому не приходилось применять крутые дисциплинарные меры. Как правило, все делалось по совести, в соответствии с нормами и духом советских законов.
К тому времени стало уже обычным, что за несколько часов до отъезда больших групп раненых в тыл для дальнейшего лечения к ним приезжал представитель Военного совета фронта для вручения правительственных наград за доблесть и мужество, проявленные в боях.
Я присутствовал на такой церемонии, когда ее проводил член Военного совета 4-й ударной армии генерал-майор Т. Я. Белик. Все было очень торжественно и в то же время просто, как в кругу большой дружной семьи. Заслуженные защитники отечества не таили своей радости от высоких наград и сердечного удовлетворения тем, что их провожают с такой заботой и душевностью. Нельзя было не разделить их чувств.
А в конце марта 1945 года, в период некоторого затишья на нашем фронте, готовившемся к завершающему наступлению с целью полного разгрома противостоящих сил врага, состоялось награждение работников армейской медицинской службы. Это произошло на фронтовой конференции хирургов после всестороннего обсуждения итогов хирургической работы в отдельных армиях фронта и конкретных задач текущего момента. На конференции выступил командующий 1-м Прибалтийским фронтом генерал-лейтенант И. Х. Баграмян. Командующий обстоятельно суммировал основные черты положения на фронте, в том числе в сфере медицинского обслуживания, и четко определил долг медиков в наступлении. Затем был оглашен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении группы офицеров медицинского состава и вручены ордена. В числе награжденных был автор этих строк, удостоенный ордена Отечественной войны II степени.
Война близилась к концу. Это мы чувствовали на каждом шагу, ни в какой мере не снижая своей бдительности и тем более усилий в работе.
Прибалтийские фронты, подготовленные для окончательного разгрома Курляндской группировки противника, в конце апреля 1945 года одержали победу без большого количества раненых и убитых. Решающие удары Красной Армии привели к полному краху гитлеровскую военную машину и приблизили конец Великой Отечественной войны.
2 мая 1945 года я получил приказ развернуть госпиталь в 80 километрах от Либавы и принять 1200 пленных немцев, у которых имелись различные ранения. Покуда развертывали медицинские палатки со всем оборудованием и госпитальным имуществом, мы с ведущим хирургом, начальником отделения и двумя солдатами с автоматами отправились в Либаву.
По пути проехали через бывший передний край обороны противника с дзотами, дотами, проволочными заграждениями, с брошенными орудиями и минометами, с подбитыми танками. В Либаве пошли смотреть оставленные гитлеровцами госпитали. Видели раненных в грудную клетку, в крупные суставы, видели массу ампутированных. Многие из них находились в тяжелом состоянии. В палатках стоял гнилостный запах, повязки на раненых промокшие, грязные. Жаль было смотреть на этих изувеченных. Еще более тяжелое впечатление производили перевязочно-операционные блоки. На полу валялись ампутированные ноги и салфетки, пропитанные кровью, гноем. Хирурги были в клеенчатых передниках, без стерильных халатов, как мясники.
Подумалось: куда же делась немецкая хирургия? Где асептика, где принципы хирургической обработки ран? Где взыскательные метры в белых халатах, о которых рассказывали наши институтские учителя? Куда все это делось? Вопросов было много, а ответ один: вот лицо фашизма, вот плоды милитаристской цивилизации.
Возвратились в наш госпиталь. На ближайших подступах к нему стояли и лежали раненые немцы. Колонны пленных под конвоем советских солдат шли на северо-восток. Ко мне пришла делегация немецких врачей с петицией — разрешить им оперировать своих соотечественников. Они объясняли это тем, что врачи, к какому бы лагерю ни принадлежали, — коллеги, люди одной гуманной профессии. Они забыли о том, сколько жизней погубили «гуманисты» фашистской Германии, какие чудовищные зверства на их черной совести.