Записные книжки Падерина Геннадия Никитича
Падерин Геннадий Никитич, 1921 года рождения, уроженца Прибайкалья, старшего сержанта, командира отделения, затем командира 2 взвода 405-го пулеметно-стрелкового батальона, добровольца, до ухода на фронт в октябре 1941 студента 3-го курса Новосибирского института военных инженеров транспорта.
Ноябрь 1941 года, в лесу под Бердском перед отправкой на фронт.
Решил, наконец-то, писать в этой книжице. Сегодня вся наша рота идет в наряд. Занятий было часа полтора (штыкбой на лыжах).
Сейчас идет распределение постов во второй землянке. Я устроился у двери, у окошечка на верхних нарах.
Сегодня ходил на занятия на таких лыжах, что только вспоминается НИВИТ, его лыжная база. Думается иногда, для чего я 12 с лишним лет проходил науки разные, когда тут и дважды два не встретятся, а не то, что интеграл.
Хочется, черт возьми, живьем выйти из войны, посмотреть на жизнь потом.
Были в карауле. На посту стояли по 2 часа. Больше трудно было выдерживать: морозно было. Ночью устроился на палатку свернутую и спал понемногу, пока ноги не замерзли.
Днем коротал время на посту в мечтах о том, как я приезжаю домой после войны большим чином.
Утром ушли было нестрелявшие второго упр-я, а меня оставили прорабатывать устав лыжной подготовки с оставшимися. Ушедшие вскоре вернулись и начался прием помкомвзводами оружия от бойцов. Всех их передают в другой б-н.
* * *
Скоро уже конец 41 года, а я так мало сделал и так мало записал дел своих в эту книжечку. Вспоминается 308 аудитория, Венка, Осип – и тоска холодными нитями опутывает сердце. Становится грустно и жалко прошедших дней. Кажется, будто не жил, а сон видел…
Каждый из людей, едущих на фронт, непроизвольно думает, что именно он останется жив, ибо он не может представить себя на положении убитого.
Эта мысль идет от инстинкта самосохранения. (Рассуждаю)
Сон видел. С какими-то людьми я по ступеням поднимался на парашютную вышку и прыгал оттуда и снова поднимался, спеша обогнать других. И все это в приподнято-радостном настроении. Но вот мне нужно прыгнуть в последний раз и я думаю: «А ведь страшно…» – и на самом деле становится страшно. Но несмотря на это я прыгаю, прыгаю весь замерев. После прыжка я с силой дергаю кольцо и ударив рукой о кромку кровати, просыпаюсь.
Утро. Сейчас случился пожар: загорелась наша фанерная труба. Прибежал замкомроты, покричал. Трубу сшибли вниз и потушили.
1942 год
Каждый, встречая Новый год, думает: «Ну в этот год я сделаю что-либо значительное!» Так и я думаю, думаю о том, что в этот год я попаду в место, о котором говорится: «Кто не был, тот побудет, а кто был – тот не забудет!» Хотел написать на этой последней страничке что-либо значительное, но увы… Не выходит значительное-то.
Распочну-ка новую записную книжицу. Дежурю сегодня по роте. За ночь выпустил с Лобыкиным ротную газету. Я ведь редактор, поди-ко. Читал Горького рассказ «Страсти-мордасти», хотел перелистнуть (до этого читал) но начал просматривать, зачитался и прошел до конца.
Утро. Сударев проводит занятия по матчасти пулемета. Сейчас уехал Сашка Кулебакин. Его забрали как артиллериста. (Вот он зашел в первую комнату и мне слышно его голос. Наверное еще не уехал). Сейчас умылся, потом посмотрел в зеркало и ужаснулся, до того грязна оказалась моя шея.
Стоял с половиной своего и третьего отделения в полевом карауле. Заступил в ночь на 15, а сменился только утром сегодня.
Караульное пом-е – земляная нора с множеством дыр и каменной печкой, дым из которой вместо трубы тянется через всю землянуху в дверь. Однако в эту ночь мы и ей рады были, т. к. весь б-н всю ночь находился в заготовленных заранее снеговых окопах и вытанцовывал на морозе вновь изобретаемые танцы.
Вчера часов около 12 ночи прилетел один самолетишка и сбросил несколько небольших бомб затяжного действия.
В лесу, неподалеку от п. к. по ночам лает то ли собачонка какая, то ли лисица. Тявкнет вдруг среди лесной тишины несколько раз и замолчит. Этак таинственно получается, как в сказке какой-нибудь о привидениях или оборотнях.
14-го ездил за донесением в следующую деревеньку (5 км) и привез оттуда за пазухой несколько книг. В том числе II том толкового словаря Ушакова, на котором и пишу сейчас, положив его на колени. Попалась одна книжка Киплинга, в предисловии к которой прочел, что получал он шиллинг (50 коп. золотом) за одно свое слово. Действительно – «легендарный гонорар». В предисловии это, по-видимому, затем приведено, чтобы сразу заинтересовать читателя, одним этим полонить его.
«… мечтатель не человек, а, знаете, какое-то существо среднего рода». Достоевский.
Был сегодня помощником дежурного по штабу. Прочел при свете русской печки за ночь «Судьбу Шарля Лонсевиля» Паустовского. Хороша. Писать темно, а керосинчику – нема.
Криволапов спал в штабе и скрипел зубами во сне. Так у меня этот скрип до сих пор спину коробит.
15-го часов около 12 ночи (ан уже записано). Тогда значит пора спать, взвод в гарнизонном карауле, ну а я остался ввиду того, что дежурил в штабе с мл. л-м.
Да-а… Март идет к концу. 12 деньков и апрель. И он, может быть, пролетит так же незаметно и неожиданно выскочит в историю 1-го мая 1942 г. А там – лето бабье. Как-то оно будет дальше наше существование продолжаться? Или так и просидим до лета в резерве, или на днях по тылам шастать пойдем. Солнышко печет мне затылок через оконное стекло. Освещает пол квадратными кусками и создает мирное, добродушное настроение. Так бы вот сидел – и писал бы и писал бы чего-нибудь. Это напоминает аудитории НИВИТа, задние парты у окна, солнце весеннее, монотонный голос лектора и такое же настроение в сонно-разморенной чуть шуршащей тишине.
Сбоку Венка что-либо творит, совсем не относящееся к лекции, сзади Витя Вишилюк, опустив голову к книге под партой, сосредоточенно запускает указательный палец в свой расплывшийся, картошкообразный нос. Поглядишь вот так на всю аудиторию, откинувшись с наслаждением на спинку парты, отдыхая от книги и затем снова углубляешься в чтение. Или, отодвинув книгу, достанешь из кармана «записную», встряхнешь авторучку, лежащую наготове тут же, на столе, и начнешь выписывать что-либо понравившееся из книги, или мысли свои изрекать письменно, прикрывая записываемое от Венки или рукой, или фуражкой.
Да-а!.. Жили в раю и не чувствовали этого. А все потому, что сравнить не с чем было.
Вчера и сегодня сопровождал нач-ка артснабжения и двух воентехников по ротам на проверку оружия. Сегодня пролетали два самолета. Один (задний) чуть спикировал и дал очередь короткую по домам минроты. В результате – 2 раненых.
Читаю книжонку «На рубеже». Думаю достать у нач-ка артснабжения «Осуждение Паганини» А. Виноградова.
По всем признакам сегодня наш взвод в разведку направят.
«Молода-а, краси-и-ва,
Ка-а-рие глаза-а
По-о плеча-а-ам разви-и-та
Ру-усая коса-а!..»
В вагоне эту песню наш мл. л-т все пел. Она понравилась нам с Фанькой. Он подобрал ее на мандолине и с тех пор мл. л-т как бы застеснялся и не поет уже ее больше.
Такой же случай был еще в НИВИТе с Мишкой Глезером, когда я однажды попросил его исполнить часто напеваемую перед этим «Чилиту». Он застеснялся, я похвалил его пение и с тех пор – как отрезало.