Полдень. Солнце, ветер, пыль.
Вчера с наступлением темноты ушли из злополучного оврага (ранило и комбата, и замкомбата) и отодвинулись в тыл на 12-15 км в соседи к ДОП-у. Степенко напоминает каждый шаг без него, без его добродушного юмора, рассказов, от которых все мы хохотали до болей в животе. А самое главное, не хватает его чисто братского, чуть ли даже не отцовского отношения ко мне.
При появлении его как будто солнце для меня всходило и любые трудности становились не страшны. И такой человек погиб! Ему почти начисто оторвало осколком голову, так что узнать было почти невозможно. Осталась на память мне от него плащ-палатка одна.
Бугор, на котором я лежу, как язык между беззубыми деснами, лежит в охвате двух оврагов с изрезанными склонами. По одному, тянущемуся с севера на юг, пролегает дорога, по которой мы проходили с передовой и отходили ночью сюда. По обочинам этой пыльной издолбленной бомбами дороги стоят повозки с мешками, с ящиками, в склоны оврага врыты кузовы автомашин, груженых всякой всячиной. Это – ДОП. Туда пытались попасть сегодня фашистские летчики. Странно, что наши и вражеские самолеты никак не встретятся над нами. Улетят те – прилетят эти и наоборот
Часов 11 утра. Бомбит и бомбит. В общем «дает жизни» и по машинам, и по танкам, и по повозкам. Делать нечего, да и не хочется ничего делать! Спать охота, да в щели неловко, а на бугре нельзя.
Сегодня встретился с папой. Да! С папой! К нему в МСБ попал наш комбат раненый ст. л-т Сафронов. Он-то и сообщил, что я в СПБ, ну папка и разыскал меня. Часа 2 провели вместе. Написали письмо домой. А потом мы снялись со своего места, прошли с десяток километров и вот лежим поблизости от передовой, ждем дальнейших приказаний из штаба дивизии, куда ушел наш новый комвзвода л-т Ложкин.
Часа три дня. Солнце ветер и пыль. В просветах редких облаков время от времени появляются стервятники и начинают перемешивать землю с человеческими телами, машинами и всем, что попадает под свистящий гостинец.
Снаряды наши шелестят над головами, уходя на врага, катюши нет-нет, да и зашипят в тылу у нас, как будто сразу десятки раскаленных кусков железа сунут для закалки в холодную воду! И на стороне врага ответно начинают беспорядочно рваться ее грозные снаряды. «Рама» (Фокке-Вульф) кружит над нашими головами, высматривает добычу. Сейчас пошамали с Серьгой суп-пюре, он спать улегся в щели, а я пишу стоя, положив книжку на береговой срез щели.
* * *
Вчера утром (ночью шел дождь) мы увидели красивое село перед глазами (сов-з Котлубань) и удивились: откуда? И, наконец, догадались, что дождем прибило всегдашнюю пыль, которая повседневно застилала горизонт непроницаемой завесой.
(Сейчас пулька мимо вжи-иу! Пригнула голову мою и ударилась в землю шагах в пяти) (А рядом с тем местом мирно так кузнечик застрекотал. Вот это и есть: Война!)
* * *
Пули не быть в портрете,
Если ее не ждать!
Держись, дружище, на свете
Два раза – не умирать!
* * *
Солнце закатилось. Почти совсем стемнело. Настроение после всего напряженного дня готово разразиться диким буйством. Хочется петь, кричать что-либо несуразное, но все сдерживается одним усилием воли, проглатывается, как ком слюны.
22 сентября
Ночью, вернее на рассвете перебрались на передовую. Мне винтовочку вручили. Пули то и дело снуют мимо. Мины хлопаются, сзади наша артиллерия лупит. Противника не видать. Солнце начинает пригревать и труп, который валяется шагах в 20 от нас начинает куриться вонючим парком. Забросать никто не решается. Я пошел, бросил десяток лопат, но увидев, что одному тут часа два надо, бросил!
Скучаю без Степенко. Очень тяжело подействовала на меня эта утрата друга, когда оба мы еще не признались себе до конца в этой дружбе.
* * *
Мы в укрепрайоне. Впереди нас есть части. Если они откатятся, мы задержим врага. Обошел метров 150 этого поля, где мы расположились. Трупов – полно. И сгнившие, и полусгнившие, и свежие. Нашел кобуру от пистолета, а сам пистолет по-видимому уже подобрали.
Идем в атаку.
Момент сближения с противником.
(написано коряво, строчки разъежаются, буквы малопонятны)
Перерыв объясняется тем, что именно 22-го я был ранен.
Сейчас лежу в пересылочном госпитале.
Самые яркие лица этих дней санитарка Рая и сестра Шура, у которых я и лежу сейчас.