Александра Мильчакова взяли в 1938 году. И единственного из первых шести руководителей комсомола не расстреляли.
Почему? Один Бог знает.
Точнее, знали Сталин с Берией, но у них уже не спросишь.
Он провел в лагерях 16 лет, причем в тяжелых местах, в Норильске, где сидели бабушка и мама, в Магадане.
Только в 1954 году с него сняли все обвинения, он вернулся в Москву, поработал чиновником в Трудовых резервах. Он прожил 70 лет и умер своей, тихой и незаметной смертью в 1973 году.
Вот что такое комсомол вкратце.
Его название, конечно, состоит из одного слова, но вмещает в себя так много!
И вот какими были его невезучие лидеры.
Где-то на дне этой бочки определений лежит, наверное, и такое: комсомол — не столько кузница кадров, сколько наковальня, на которой было расплющено множество несчастных судеб.
Глава четвертая
Выбор
И Ягода, и Ежов иногда заезжали по делам в Центральный Комитет комсомола. А уж когда намечались праздничные собрания, их приглашали как почетных гостей.
29 ноября 1938 года утром Александр Васильевич Косарев пересек порог мрачного дома на Лубянке, с вывеской «Народный комиссариат внутренних дел СССР», впервые. И не по своей воле. И не один, а в сопровождении конвоя. Никто ему тут не был рад, никто не предложил присесть, не угостил чаем.
Машины остановились у главного корпуса, и Косареву было слышно, что какой-то автомобиль уже проехал через ворота. Может быть, в этой машине находилась его жена.
Солдат приказал ему выходить. И Косарев впервые увидел этот двор, узкий, как ущелье, окруженный со всех сторон шестиэтажными зданиями. Его вели, постоянно толкая прикладом карабина в спину, в чем совершенно не было нужды. Затем Косарев оказался в помещении, похожем на небольшой зал ожидания. И как в зале ожидания вдоль стен, на рядах стульев сидели мужчины и женщины в оцепенении от недавнего ареста и в полном молчании. Рядом с ними лежали узлы с вещами.
У Косарева не было вещей.
Александр Васильевич не мог не заметить, что — как описывали эту ситуацию другие люди — некоторые смотрели прямо перед собой, как бы ничего не видящими глазами. Другие в пол. Но кое-кто узнал Косарева по портретам в газетах и чуть заметно кивнул. В этом «предбаннике», похожем на преисподнюю, стояла тишина, лишь изредка всхлипывали женщины.
Прошло, наверное, не меньше двух часов, как его вызвали по фамилии.
В соседней комнате, напоминающей армейскую каптерку, полки до потолка были уставлены узлами и чемоданчиками, корзинами и пакетами.
За пультом стояли офицеры НКВД и женщины-врачи в белых халатах.
— Фамилия, имя и отчество?
— Косарев Александр Васильевич.
— При вас имеются деньги или какие-нибудь ценные вещи?
Косарев предъявил бумажник, часы, удостоверение. Его попросили также снять с брюк ремень, отвинтить орден Ленина с пиджака, вывернуть карманы — на стол легли монеты, немецкая зажигалка, подарок друзей из Коминтерна. Взамен арестованному выдали две расписки: вернем, когда выйдете на волю.
Ну, конечно…
— Заключенный, раздеться догола!
— Это обязательно, товарищи? — решил уточнить Косарев. — Я же отдал вам все, что было в карманах.
— Молчать! Никакие мы вам не товарищи! Снимайте одежду!
К нему еще обращались на «вы». Наверное, этого требовала инструкция.
Косарев разделся, но холода не ощутил: батареи шпарили на совесть. Его увели за ширму для досмотра, где заставили принять разные позы, осмотрели рот и зубы, велели одеваться. И конвой повел его по переходам, лестничным клеткам, пока они не оказались в длинном коридоре с множеством дверей.
Надзиратель открыл камеры и втолкнул Косарева внутрь.
Это была одиночка.
Он очутился в душной, но довольно чистой камере. У стены стояла кровать с матрасиком, покрытым серым солдатским одеялом, рядом с нею тумбочка, в углу бачок, накрытый крышкой, — параша.
Косарев подсчитал шаги: четыре небольших шажка вдоль и три поперек. Окно прикрывал козырек, но если прижаться к нему, виднелся кусочек неба.
В такой же, наверное, камере, только не в одиночной, а возможно даже в общей, человек на тридцать-сорок, как тут принято, чтобы покрепче унизить, — заперли и Машу.
Около пяти утра 29 ноября дежурный по НКВД вошел с докладом в кабинет бодрствующего Берии. Чтоб не заснуть, тот пил чашку за чашкой крепкий сухумский кофе.
— Вслед за Косаревым и его женой к нам доставлены секретари Центрального Комитета комсомола Пикина, Лукьянов, Горшенин, Богачева…