Лопнул островенский перебор, как из пушки выстрелили, рядом, над самым ухом. Река распахнулась, и льдины кинулись вниз. Люди побежали за льдинами; от костра побежали гурьбой, потом растянулись по берегу...
Даргиничев в будке остался у телефона. Петр Иваныч сообщал с генеральной запони, что все тихо пока. Взорванный верховой лед унесло, очистило реку.
— ...Вечером с наметкой ходил дак... — сообщал Петр Иваныч, — двух судачков вытащил и налима.
— Ты погоди, погоди, — останавливал заместителя Даргиничев. — Уровень воды насколько повысился?.. Ай-я-яй... Островенскую сорвало, через час на Нергу принесет... Вода ужас как подымается... Ужас. Не знаю, Петр Иванович. Льды под метр толщиной... Ты всех своих девок на берегу держи, ни одну не отпускай с глаз долой...
— Не уйдут, — заверял Петр Иваныч. — Это и разговору быть не может. Как на привязи все, в запонь вцепивши... Азартные девки.
Коноплев звонил с нергинского перебора, спрашивал обстановку.
— Сорвало, — отвечал Даргиничев. Радость была в его голосе, азарт отшумевшего боя. Будто выигран бой. — Сорвало, Виктор Александрович. Понесло!
— Народ посылай на Нергу, — требовал Кононплев. — Наличными силами нам тут не обойтись, как лед подойдет. Попервее льда народу надо успеть. С полдня на метр поднялась... Того и гляди мертвяки зальет... Давай, Даргиничев, торопи людей.
— А он уже сам бежит, народ-то. Наперегонки со льдинами бегут, шустрый народец... Я один и остался. Как шкипер на потонувшей барже. Как шкипер...
Степа еще постоял на берегу; вся живая, шуршала, скреблась, торопилась, шепталась, плескалась внизу река Вяльнига. Степа держал ее сколько мог, надсаживался, плечом подпирал. Прорвало запруду, и внутри у Степы тоже что-то прорвалось, свободно стало ему, легко. «Теперь была не была, — думал Даргиничев. — Теперь уж как вывезет. Пан или пропал». Он отвязал от сосны Серого, сел в седло и сразу догнал замыкающего ватного солдатика, окликнул его:
— Чего отстаешь, служивый, от главных сил отрываешься? Притомился?
Солдатик поднял лицо.
— Нет, я вас дожидалась, Степан Гаврилович.
— О, да это никак декабристка? Нина Игнатьевна? — Даргиничев спрыгнул с коня. Совсем он еще молодой был, директор.
— Это я, — сказала Нина. — Я на вас смотрела сегодня, как вы плотину держали, и подумала, что потом, когда я ватник сниму, ну, когда опять девушкой стану, мне трудно будет с парнями... В институте у нас было просто: все парни как парни, а теперь я знаю, что еще другие бывают. Могут целую реку остановить и держать под узцы, как коня.
— Нергинский перебор не удержим, пока вода убывать начнет, тогда пиши пропало, — сказал Даргиничев. Сердце бухало в нем, ватник он ни разу не застегнул в этот день. Степа кинул повод и обнял Нину, поднял ее, глядел ей в лицо. Серый отвернулся, фыркнул.
...Ночь теплой была, туманной, бессонной, все двигалось в ней, звучало; помирали снега, торопились ручьи. Никаких слов не сказал Степа Даргиничев Нине, принес ее на самый берег, поставил на снег, поцеловал. И смутился.
— Спешить надо, — сказал, — раньше льдов успеть на Нергу, а то там такого наворочают, не расхлебаешь. — Серьезный сделался Степа. Вскочил на коня, поскакал.
Вскоре догнал свое войско, поехал шагом. Девчата все потянулись к нему, трогали коня за бока и за гриву. Степа громко шутил, угощал папиросами. Голоса далеко разносились.
...Нергинский перебор продержался сутки. Может, он так и остался бы стоять. Вода поднялась на пять метров, шла вровень с берегами, льдины грызли подножья сосен. Но перехлынуть верхнюю кромку не хватало силы воде. Неоткуда ей было больше взяться. Нергинский перебор стоял, гудели лежни. Будто силы сравнялись, и время, поднявшее реку, осадит ее, поможет. Только выдержать время...
Вода не подымалась больше, но и не падала. Близко стояла вода к поселку Нерга. Не стояла она — кидалась, выпихивала льдины на бровку берега...
— Еще продержится час и пойдет на убыль, — обещался Даргиничев. — Выдохлась. Амба. Часок бы еще...
Но час проходил, а Вяльнига царапала льдами о сосны.
— Пущай, — говорил Даргиничев, — чем дольше высокая вода держится, тем дружнее падать начнет. Нам же на пользу. Пущай.
Три часа бежала вода на высшей своей отметке, все глядели на воду и проглядели, когда началось, откуда нагнало тучу. Дождь хлынул, и закипела река, выплеснулась через край, заструилась меж сосен. Костер зашипел и погас. Народ побежал где повыше.