О бате рассказывал Гошка и еще о себе. Хотелось ему быть похожим на батю, найти в своей отроческой жизни это батино удальство.
— На втором курсе у нас собирали команду на первенство академии по борьбе. В полусреднем весе некого было выставить, дак... меня попросили: «Давай, парень здоровый, из лесу приехал». Я на тренировки пару раз сходил... Некогда было. К сопромату готовился... Ну, выхожу на ковер. Противник ростом выше меня, но жидкий, видать, городской. В партер мы свалились, он полунельсоном меня взять пытался, а я думаю, не на того попал. Силенок у тебя маловато. Судья нас в стойку поднял. Я его на бедро подцепил, очко заработал. Потом еще пару приемов провел. По очкам выиграл. Больше не стал ходить. Вижу, зря только время тратить...
А еще команду по стендовой стрельбе комплектовали у нас на первенство общества «Буревестник», — рассказывал Гошка. — Мне говорят: «Давай попробуй». Я согласился. Пришел на стенд, гляжу, ребятишки все ушлые, перворазрядники есть, по нескольку лет занимаются. Пуляют в белый свет, как в копеечку. Ладно, думаю, дожидаю своей очереди. У нас в Вяльниге стенда нет, по тарелочкам мы не бьем, а только в лесу по птицам всяким, по шапкам, по гильзам. Шапку у любого возьми, как решето продыравлена. Моя очередь подошла, я кричу: «Дай!» И обе тарелочки расколошматил. С первого же раза второй разряд выполнил. Тренер говорит: «Давай занимайся серьезно». А я сходил пару раз, думаю, ерундовое дело. Только зря время переводить...
Застенчивый, тихий был Гошка, но с гонором. Хотелось ему выделяться, хотелось смелых мужских поступков, серьезной жизни. Отцова порода в нем говорила. Не робкий он был, но храбрость его выходила иная, чем батина храбрость. Однажды на срывке леса на Сярге забрался он на самый высокий штабель. Штабель плохо зимой сложили, держался он на живую нитку. Боялись к нему подступиться. Гошка бревно наверху колом поддел, штабель рушиться начал. Все, кто тут был, зажмурились, смертью запахло. Бревна посыпались в реку, как камни с обрыва. Никто и не видел, куда подевался Георгий Даргиничев. Он в речку махнул с шести метров. На берег вылез живой. Смеялись потом над ним: «Шустрый, как выдра...»
Отец был спокоен за Гошку: трудолюбивый парень и небалованный. За хозяйство свое, за сплав, заготовку и за завод беспокоился старший Даргиничев: «На пенсию уходить, а кому оставишь?» На приезжих специалистов надежды он не имел. «Ладно, потянем пока, — говорил себе Степан Гаврилович, — пущай Георгий ума наберется. Производственный опыт у него есть, с работой он шутки шутить не будет. Пущай проходит науку, пока еще у меня есть силенка. Лучших учителей ему все равно не найти. А там будет видно».
Глава двенадцатая
На Первое мая Даргиничева пригласили в город — нести через площадь знамя области. Так и прошел он впереди колонны — один. Блестела его геройская звездочка, серебрилась голова. День выдался солнечный, теплый. Оркестры играли для Степы. Степа знамя держал высоко, силенок ему хватало. Старости он не чувствовал, — знаменосцы старыми не бывают. Один шел Степа, как победитель на стадионе. За Степиной спиною гудела толпа. Всегда он шел первым, за ним тянулся народец. Нравилось Степе вот так идти на виду. Молевой сплав закончили нынче к Первому мая. Генеральную запонь за два часа поставили, по чистой воде. Верховой лес переборами придержали. Сплавные речки — Сяргу, Кыжню, Шондигу, Нергу — плотинами зарегулировали. Сколько нужно было для сплава воды, столько они и давали. Новый мост через Вяльнигу льдами подперло — Даргиничев быстро распорядился водометный катер на сани погрузить. Трактор приволок его к мосту, на реку скинули, катер пошел шуровать, растолкал все льдины. В сжатые сроки организованно провели молевой сплав. Так написали в районной газете, в передовой. Вместо себя Даргиничев сына оставил — без выходных на весь праздник.