Выбрать главу

Он внимательно посмотрел на меня, слегка усмехнулся и сказал на прощание:

— Если к тебе опять придут, позвони по этому телефону.

Я посмотрела на визитку и пришла в полный восторг. Там стояло: парикмахер-модельер. На русском и английском языках.

Эта конспирация меня так развеселила, что я долго улыбалась, проходя по Столешникову на Тверскую. И даже решила пройтись до дома пешком, чтобы разобраться в своих чувствах и поступках.

Если быть честной, гибель Марата меня не огорчила. Нет, конечно по-человечески его было жалко, но это первый случай в моей жизни, когда судьба наказывала подлого человека. Страшное возмездие казалось почти справедливым.

Но почему мне до боли жаль «тетю Лошадь», Карена? Они тоже были далеко не ангелами, но в их действиях ощущался размах, им были чужды шакальи поиски объедков. Хотя стоит ли копаться во всем этом? Чем я лучше? Воспоминания о лжеамериканце и шейхе почти стерли добрую память о Карене. Он вышвырнул меня при первой осечке. И дурил, как младенца, разговорами о счете, долларах…

Вдова Карена

Вечером позвонила вахтерша и сказала, что меня ждет какая-то женщина.

— Какая женщина?

— Ну, из этих, восточных…

Я пожала плечами, но женщин не боялась, а потому открыла дверь.

Передо мной стояла толстая старая армянка с темными усами над губой, измученным лицом и растрепанными седыми волосами под черной косынкой.

— Вы ко мне?

— Вай-ме, деточка, я жена… нет, страшно сказать, вдова Карена.

Я часто пыталась представить законную спутницу моего любовника, и теперь при виде ее по моей спине пробежали мурашки.

— Раздевайтесь.

Я повесила старенькое черное пальтишко из плюша на вешалку и пропустила ее в комнату.

— Вай-ме. и фотографии его нет! Не заслужил, значит. А я цветочки принесла, чтобы положить…

Она достала из облезлой сумки букет ярких сочных роз и поискала глазами вазу.

Я налила воды в любимую фарфоровую вазу Карена, покрытую выпуклыми незабудками и поставила розы, испытывая острое чувство неловкости. Эта маленькая толстая женщина лишила меня наглости, на которую я настраивалась заранее…

Женщина села, сцепила пальцы на столе и внимательно посмотрела на меня.

— Красивая деточка, самая красивая из его дамочек… Но и тебя время не пожалеет, согнет, состарит, а чем жить будешь? Мне хоть внуки сердце греют.

— А дочери?

Из ее запавших глаз закапали слезы.

— Вай-ме. разве он ничего не говорил? Уже два года как нет моих цветочков, погибли в землетрясении, вместе с мужьями… К счастью, внучат я взяла на лето к себе в Ереван. Матерь божья прикрыла их своим крылом…

Карен мне ничего об этом не рассказывал и никогда не привозил из-за границы детских вещей.

— А внуки маленькие?

— Три годика солнышку Мушкетику и пять — луне Ануш.

Я ничего не понимала. Играет она или Карен на самом деле был не тот, кем я его представляла? Может, у него где-то была вторая семья?

— Простите, — сказала я, — вы первая жена Карена?

— Я — первая и последняя, единственная на нашей горькой земле, а другие были дымом, для дела и для тела. Армянский мужчина не может без женщин, но жену имеет только одну, на всю жизнь…

— Но вы обеспечены? У вас есть квартира, дача, пенсия?

— Все есть, золотая деточка, только Каренчика не вернешь. Была бы одна, ушла бы следом, но детишек надо в люди вывести. Время теперь неспокойное, страшное…

— Здесь почти все вещи принадлежали Карену, — сказала я, не дожидаясь ее атаки. — Вы можете все забрать. И фарфор, и мебель. Только драгоценности бандиты унесли…

— Неужели у тебя нет его фотографии?

— Нет, он не позволял себя фотографировать, даже на приемах отворачивался…

— Вай-ме, я как знала, чуяла сердцем…

Она достала из своей древней сумки большую фотографию Карена. В тренировочном костюме, босиком, он так весело улыбался, что у меня опять защемило сердце.

Женщина поставила фотографию на секретер рядом с розами и удовлетворенно вздохнула.

— Ну, вместе с ним и говорить легче, — Голос сразу стал жестче и грубее. — Фарфор мне не нужен, дорогая. И мебель-шмебель. Я скоро уеду в Америку, уже все оформлено. Отлет послезавтра. Так что это тебе, за верную службу. Я и документик принесла, отказ от всяких прав на твое имущество…

— А от этого вы тоже отказываетесь?

Я рывком вынула из бюстгальтера запонки, завернутые в тряпочку. и бросила ей.

Она неторопливо развернула сверток.