Курт вскочил на ноги и, перешагнув через лейтенанта, прыгнул за Настей.
Через пробоину в лодку хлынула вода. Евгений Иосифович, превозмогая боль в ноге, дотянулся до носового сиденья, достал жестяное ведро с совком. Принялся лихорадочно вычерпывать воду. Но она продолжала и продолжала медленно прибывать. «Какой глупый, бесславный конец», – подумал он и бросил бессмысленную работу.
Лодка накренилась, над бортом показалась голова Насти, мелькнули руки Курта. Хватая ртом воздух, девчушка перевалилась через борт и, испуганно озираясь по сторонам, села на дно рядом с лейтенантом. Курт зачем-то поплыл назад.
– Что это было? – повернула она лицо к лейтенанту, придя в себя от шока.
– Борисоглеб, – процедил он сквозь зубы в обиде на себя, что не продумал заранее безопасный маршрут, и на весь мир за то, что так неудачно все сложилось.
– Борис и Глеб?
– Село Мологского уезда. Бывшее имение Мусиных-Пушкиных. Под нами руины домов, графской усадьбы, их фамильной усыпальницы. А слева, метрах в трехстах от нас, видишь, из воды торчит кусок кирпичной стены?
– Вижу.
– Это все, что осталось от колокольни.
– Мы тонем?
– И, вероятно, утонем – до берега километра три.
– Господь никогда не оставляет своих преданных. Нельзя опускать руки!
Евгений Иосифович промолчал. Жаль девчонку – ей бы жить да жить.
Схватив ведро, Настя принялась вычерпывать воду. Сзади лодки раздался голос Курта. Настя выпрямилась.
– Оглянитесь назад, – толкнула она ведром в плечо приунывшего было лейтенанта. – Курт нашел мелкое место. Берите весла, плывем к нему, пока лодка не пошла на дно.
Евгений Иосифович обернулся. Курт стоял метрах в десяти от них и призывно махал руками. Вода едва доходила ему до колен.
Лейтенант, опираясь руками о борта, поднялся на сиденье и, вставив весла в уключины, стал грести. По правде говоря, он не видел никакого смысла во всей этой суете. Но у него не хватало духу сказать этой девчонке, что если до завтрашнего утра их никто не снимет с полузатопленной лодки, они, промокшие насквозь, на холодном ветру закоченеют. Вероятность появления в этих местах какого-либо плавающего средства в течение ближайших суток близка к нулю – пароход на Устюжну прошлепал часа три-четыре тому назад, а обратно на Рыбинск пройдет через два дня.
Курт, втянув нос лодки на вершину подводного холма, стал что-то долго сбивчиво говорить. Настя перевела лейтенанту, что у мотора погнут вал и потерян гребной винт. Курт предлагает всем перейти на нос лодки – он выше от воды, и, прижавшись друг к другу, ждать появления какого-либо парохода или лодки.
«Немец принял командование на себя», – неприязненно подумал Евгений Иосифович, но перехватывать инициативу ввиду абсолютной бесперспективности любых начинаний не стал. Пусть будет, как будет.
Спустя какое-то время они, клацая зубами от холода, сидели на носу лодки, плотно прижавшись друг к другу спинами и укрывшись поверх голов лейтенантской плащ-накидкой.
Курт попросил у лейтенанта бинокль. Евгений Иосифович молча передал и погрузился в невеселые размышления о неудачах уходящего дня, о своей неприкаянной жизни. Как вначале все многообещающе складывалось! Сам Генрих Ягода8, легендарный нарком НКВД, обласкал вниманием земляка из Рыбинска, сулил быстрое продвижение по службе. Потом опала и расстрел наркома, бегство из Москвы в глубинку. Новый подъем, новые надежды. И вот – снова крах. Теперь уже окончательный.
Настя достала из пропитанного водой узелка иконку Божией Матери и зашептала какие-то молитвы, перемежая русские слова с церковно-славянскими. Немец, опустив бинокль, стал вторить ей на своем: «Vater Unser im Himmeclass="underline" Dein Name werde geheiligt!». Вдруг Настя замолчала и, толкнув лейтенанта в бок локтем, спросила:
– А вы почему не молитесь? Вам же батюшка Серапион говорил, что беды Господь попускает ради очищения нашего и наказывал молиться.
Евгений Иосифович собрался было саркастически улыбнуться, сказать что-нибудь позаковыристей насчет просчетов в деле антирелигиозного воспитания молодежи, но почему-то просто промолчал. Из глубин памяти всплыл образ деда, как тот в Рыбинске на пару с Гершоном Фишелевичем Иегудой – отцом расстрелянного наркома, пел «Адон олам» – молитву, воспевающую Властителя мира, царствовавшего еще до того, как было создано творение, который был, есть и пребудет вечно в своем великолепии и защитит в тяжелый час. Неожиданно для него самого слова молитвы на древнем иврите непроизвольно потекли с губ. Вначале он произносил их еле слышно, шепотом, постепенно голос стал набирать силу. И вот уже три молитвы на разных языках сплелись в одну и устремились к небу, к Единому для всех народов Богу, для которого нет ни иудеев, ни скифов, ни рабов, ни свободных, ни верующих, ни атеистов.
8
Генрих Григорьевич Ягода (имя при рождении – Енох Гершевич Иегуда) – революционер, советский государственный и политический деятель, один из главных руководителей органов госбезопасности, нарком внутренних дел СССР (1934-1936). Родился в1891 году в Рыбинске (в доме Роговиковского, Волжская набережная, 121), в еврейской ремесленной семье. Сменив Менжинского на посту главы ГПУ, подготовил первые масштабные политические процессы, создал систему ГУЛАГа и, используя рабский труд более 100 тысяч заключенных, возглавил строительство знаменитого Беломорканала. За что был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Среди полученных им наград: орден Ленина, два ордена Красного Знамени.
Крепкая дружба связывала Генриха Ягоду с его дальним родственником Яковом Свердловым и писателем Максимом Горьким. Обвинен в шпионаже, государственной измене и расстрелян в 1938 году.