— Ты прав, Кузьма! Во всем прав! Прости меня, глупую, прошу тебя! — подошла совсем близко к мужику, сидевшему за столом.
— Ничего! Успокойся. Все прошло. И промеж нами не стряслось греха. Угомонись. Вертайся домой…
— Хотя бы просто так зайди в гости! С сыном познакомлю!
— Зачем? У меня своих двое! — отмахнулся столяр. И почувствовал, что кто-то подглядывает, подслушивает за ним под дверью. Он резко открыл ее, сшиб с ног Агриппину. Та кубарем отлетела к стене. И впервые молча выскочила из коридора.
Анна поняла все без объяснений. И вскоре, простившись с Кузьмой, пошла через двор к автобусной остановке, не оглядываясь по сторонам. Столяр не пошел ее проводить. Потому, без слов Агриппины, все поняли: впустую приходила баба, не повезло ей уломать столяра. Не уйдет он из стардома, не бросит их. Бабки обрадованно засуетились. Что ни говори — выходной. Надо вечером Кузьму на чай позвать. И пригласили. Долго спорили поначалу, в какую комнату позвать. Наспорившись досыта, согласились всем вместе попить чай в столовой. Кузьму с Яковом усадили во главе стола. Угощали наперебой, заваливая пирогами и ватрушками, пирожками и пончиками.
О причине радости умалчивали. Она и без слов светилась улыбкой на каждом лице.
Бабки сидели принаряженные, чинно пили чай с кренделями и пирогами. Подмаргивали друг дружке.
— Вот раньше на постные дни пекли в нашей деревне пироги с капустой и рыбой, с грибами и с картошкой. Теперь все с повидлом. И тесто уже не то, что прежде. Наши пироги поднимались так высоко, что из духовки еле вытаскивали. Эти — приплюснутые, жесткие. Ни вкуса, ни аромата в них нет! — заговорила Мария, оглядев столяра.
— Чего ж хочешь? Раней пшеницу руками убирали. Вязали в снопы. На току молотили. Мельник молол зерно на жерновах. И хлеб, и пироги пекли в русской печи. А нынче кто к хлебу руки приложил? Сплошная техника кругом. От посева до выпечки. А что с железа возьмешь иль спросишь? Вот и едим… Верней, давимся, — ответила Екатерина.
— Эх, было времечко! Раньше пойдешь пшеницу косить вместе со стариками, всей деревней! К концу дня так вымотаешься, ни рук, ни ног не чуешь. Ляжешь на траву передохнуть. А девки как запоют… Куда усталость денется? До зари хороводы водили. С песнями, плясками, шутками. Ох и красивой была наша молодость! Чистой, веселой. Не то что у нынешних!
— Да и люди нынче хуже зверей! На кого ни глянь! А чуть что скажешь, все горести на нас валят. «Зачем вы революцию поддержали?» — винят всех.
— А что плохого было тогда? Учились, лечились, отдыхали — бесплатно. Стардомов не было. Все с детьми жили. Не было беспризорных детей и бродяг. А это от чего? От нищеты! А она от кого? От правительства! Небось при Сталине никто к власти не рвался. Всем жить хотелось. И воровать боялись. Теперь послушай телевизор — и волосы дрыком! Все насквозь воры! От самого верху! А депутаты! Морды у всех — как у паровоза. Жуть берет. А животы! На коленках штаны висят пузырями. В наше время таких и не водилось! Все люди были! А это что? Зачем они нужны? Наши деньги прожирают. Только и слышишь — одного за взятку арестовали, второй больше сотни квартир, еще больше машин имеет! А откуда все? Им при жизни памятники ставят! За что? Жаль, нет на таких Сталина! Он бы им поставил памятник в изголовье. А машины и квартиры уже не понадобились бы! Ведь нас грабят. И главное, хотят, чтоб их хвалили! Был бы посмелее президент, разогнал бы дармоедов прочь! Но вся беда в том, что он не решится на это, — вздохнула Елизавета. И продолжила: — Зарплаты и пенсии раньше вовремя давали. Цены снижали каждый год. Зато теперь что творится? Засыпаешь ночью, а утром глаза открыть боишься. Осталась ли. возможность хлеб купить?
— Да будет тебе заходиться. В деревнях и тогда и теперь с голоду дохли. Нынче кто хочет, тот работает. Никого с милицией не заставляют, как раньше. В церковь не запрещают ходить. За слово па Колыму не сажают и не стреляют!
— Теперь всех депутатов можно на Север отправить. Скопом! Что они сделали за свои четыре года? Карманы себе набили и морды отожрали. Куда им работать? Вспомните, какими были Калинин, Микоян, Суслов, Громыко, а и хотя бы сам Сталин? Ни у кого личной машины и дачи не было. Теперь вся Россия — частная собственность правительства и депутатов. И мы средь них, как дураки. Все видим, понимаем, а изменить иль выправить ничего не можем…
— А когда могли? При Сталине? Ну что же замолчала? То-то и оно… Нынче осмелели! Чего не хватает? Сыты, под крышей, в тепле, кости всем перемываете в благодарность! Попробовали б тогда рот открыть! Вам живо устроили б прогулку из маленькой провинции на большую Колыму. Как мне, по молодости, за смелость, — осек старуху дед Алексей. И, закурив, отвернулся к окну.