— Давай помогу, — предложила Келли, опускаясь на колени рядом с ней. — Отчего у тебя так дрожат руки?
— Неужели? Должно быть, слишком много выпила сегодня кофе. Не беспокойся, со мной все в порядке. Почему бы тебе не пойти доделать уроки? Ужин скоро будет готов.
Келли с подозрением посмотрела на мать, потом перевела взгляд на бабушку.
— Хорошо, но вы точно ведете себя как-то странно. Не потому ли, что у меня появился приятель?
— Нет, — ответила Люси.
— Конечно, нет, — пробормотала Лоретта.
Они посмотрели вслед уходившей девочке.
— Извини, я разбила твою чашку, — тихо произнесла Люси, выбрасывая осколки в контейнер для мусора.
Оторвав кусок бумажного полотенца, она начала подтирать пол.
— Не о чашке тебе надо беспокоиться, — покачала головой Лоретта. — Что ты теперь собираешься делать?
— Прежде всего рассказать Келли правду, — сказала Люси. — Когда почувствую, что пришло время, — добавила она. — Переезд сюда и смена школы были для нее нелегким испытанием. Не хочу добавлять ей лишних переживаний.
— Пусть лучше она узнает правду от тебя, чем от кого-то другого.
— Кто может ей рассказать? Кто, кроме нас, знает? Не забывай, что Обри Баффорд убедил всех, что ребенок умер. Не знаю, как он заставил молчать работников больницы, но если он мог послать мне некролог, то был способен на все.
— Тебе известно, что при его заводе есть типография? — спросила Лоретта.
Люси вся похолодела.
— Нет, я этого не знала.
— Что ж, тебе следовало бы знать, что завод в Шейд-Три не единственный, которым владеют Баффорды. Их у семейства Баффордов несколько. Обри надумал выпускать ежемесячник. Мы называли ежемесячник хвастливой газетенкой, потому что, по сути, в ней только и делали, что восхваляли хозяина. Обри хотел всех уверить, что его заводы лучше, чем у конкурентов, и что он все делает для блага рабочих. Не сомневаюсь, что в типографии он мог напечатать все, что хотел, в том числе и фальшивый некролог.
Люси поджала губы. О, как, должно быть, Обри ненавидел ее, что зашел так далеко в своей подлости.
— Как это мерзко, — сказала она.
— Думаю, он был готов пойти на любые крайности, чтобы не допустить женитьбы своего старшего сына на девушке из бедной семьи. В результате несчастный Скотт женился на женщине, которую не любил.
— Ну, теперь это все в прошлом, — вздохнула Люси устало. — Нам ничего другого не остается, как каждому жить своей жизнью.
Но в душе Люси знала, что нелегко избавиться от прошлого, когда каждый раз, взглянув на дочь, она будет вспоминать Скотта. А что будет, когда Скотт узнает о Келли? Она подозревала, что он захочет стать частью жизни дочери, независимо от того, какие чувства к ней будет испытывать. Его присутствие будет постоянным напоминанием о любви, которую они потеряли.
— Извини, — сказала Лоретта, коснувшись руки дочери. — Зря я тебе все это выболтала. Я не представляла, что ты все еще испытываешь такое сильное чувство к Скотту после стольких лет.
— Ничего, мама, со мной все нормально, — сказала Люси. — Правда, меня потрясло известие, что Скотт был женат. Конечно, он был вправе жениться, — торопливо добавила она, — особенно если считал, что я бросила его.
И снова она подумала о том, что же мог Обри Баффорд сказать о ней своему сыну.
За ужином Люси почти ничего не ела. Она старалась прислушиваться к тому, что рассказывала Келли о школе, но не могла сосредоточиться. События дня тяжело сказались на ней, и она мечтала поскорее принять горячую ванну и хоть несколько минут побыть в одиночестве.
Закончив ужин, Келли принялась убирать со стола, а Люси мыть посуду. Как только Келли ушла в спальню, раздался звонок в дверь.
— Ты ждешь кого-то? — спросила Люси мать.
Лоретта перестала убирать в шкафчик посуду и отрицательно покачала головой.
— Пойди открой дверь, — попросила она дочь.
Люси поспешила в прихожую и открыла дверь. Увидев стоявшего на пороге Скотта, она побледнела.
— Нам надо поговорить, — сказал он холодным тоном.
— Сейчас? — Люси оглянулась, чтобы убедиться, что Келли не вышла из спальни.
— Сейчас.
Любопытство оказалось сильнее ее, поэтому она сняла пальто с вешалки и вышла на крыльцо, где ждал ее Скотт, красивый даже в тусклом свете фонаря, горевшего над дверью. По выражению его лица невозможно было догадаться о причине его прихода. Узнал ли он о Келли? Неожиданно ей пришла мысль, что сын Скотта мог случайно упомянуть имя новой ученицы, чем вызвал у отца подозрения. Но нет, этого не могло быть. Обри убедил сына, что ребенок умер. Так что привело его сюда?
— Не возражаешь, если мы поговорим на крыльце? — спросила Люси, поспешно закрыв за собой дверь прежде, чем он успел ответить.
— Хорошо, — сказал он резко. — Это не займет много времени.
Скотт шагнул к ней ближе, пристально вглядываясь в нее в полумраке. Он заметил едва различимые перемены в ее облике. Черты лица стали резче, сменив девическую мягкость, но она осталась столь же красивой, как и в школьные годы. Он до сих пор помнил, какой шелковистой была ее кожа на ощупь. Скотт полагал, что столь сильные впечатления связаны с тем, что она была его первой любовью, носила под сердцем его ребенка, иначе он не испытывал бы к ней подобных чувств. Стоя сейчас перед ней, он старался подавить воспоминания о их прежней близости, собраться с мыслями.
Под его пристальным взглядом Люси пыталась изо всех сил скрыть охватившую ее тревогу. Резкость и запальчивость в его поведении были ей непривычны.
— Почему ты вернулась, Люси? — спросил он, решив говорить в открытую.
Она помнила время, когда они были настолько близки, что, казалось, составляли одно целое. Она помнила их первый робкий поцелуй украдкой в раздевалке при школьном спортзале, вечера, которые они проводили в дискотеках или на вечеринках. Люси помнила, как они в первый раз занимались любовью. Видимо, для Скотта это не имело никакого значения. Его холодность и равнодушие больно задевали ее израненную душу. Казалось, все, так много значившее для них обоих в прошлом, начисто стерлось из его памяти, словно ту часть мозга, где хранились эти воспоминания, хирург безжалостно вырезал скальпелем.
— Ты, должно быть, слышал, что умер мой отец, — сказала она как можно спокойнее, чтобы не выдать нахлынувшие на нее воспоминания о прошлом. — Я планировала остаться здесь только на похороны, но когда увидела, в каком тяжелом состоянии находится мама, то…
— Что с Лореттой? — спросил он резко.
Люси предпочла бы не отвечать на этот вопрос. В конце концов, Скотт был работодателем ее матери.
— У нее диабет, и я убедилась, что она не в состоянии должным образом позаботиться о себе. Вот я и подумала, что могу помочь ей.
Ей не хотелось говорить о чувстве вины перед матерью, которое руководило ею. Как бы она ни ненавидела своего отца, как бы ни боялась Обри, ей не следовало на столько лет прерывать отношения с матерью. Хотя, с другой стороны, она не могла простить матери, что та не бросила Дарнела.
— И надолго ты здесь останешься? — спросил он.
Люси ответила не сразу.
— Не знаю. Несколько месяцев, несколько лет, какое это имеет значение?
— Имеет. — Скотт отвел взгляд, но она успела заметить мелькнувшую в его глазах скорбь. — Как ты посмела явиться в этот город после всего, что ты сделала? — спросил он.
Она смотрела на его напряженное лицо, в надежде узнать по его выражению ответы на мучавшие ее вопросы.
— А что, собственно, я такого сделала, Скотт? — наконец выдавила она из себя.
— Ты бросила меня, когда узнала, что я умираю.
— Ты считаешь, что я бросила тебя. А тебе не приходило в голову, что меня заставили уехать?
— Я знаю, что ты пыталась свалить всю вину на моего отца.
— А я знаю, что ты всегда оправдывал его. Ты закрывал глаза на все его ужасные поступки. — Люси почувствовала, что к глазам подступили слезы. — Ты не представляешь, что со мной тогда происходило, Скотт. Ты умирал. Умирал! Врач, делавший тебе внутричерепную операцию, сказал, что ты уже не выйдешь из комы. Не думаю, что ты по-настоящему понимаешь, какое это чудо, что ты сегодня жив… и все у тебя нормально.