И все то, что в полете глаза ухватили,Завертелось, как образы в зеркале вертком,И настало обличьям, и мордам, и мордкам —Целой жизни измглеть в золотистом распыле!
В том распыле всю память свою пораздергав,Бился зверь, инобытия ставший добычей,А ездок познавал в победительном кличеТот восторг, что сильней любострастных восторгов!
«Вы, сиявшие златом, кипевшие гневом…»
Вы, сиявшие златом, кипевшие гневом —Вы теперь только память о смертной истуге,Хохоток в облаках, щебетанье пичуги,Непотребные другам, немилые девам.Для влюбленных вы стали словами обетов,Для бездельных богов – сторожами юдоли,Кладовыми сравнений для бедных поэтов,Для ребенка – детьми, но не знавшими боли.Вы – цветок-скороцветка для древнего предка,Для воителя – битва, железо и пламя,Для сновидца вы в грезе – пустая проредка,Для меня – целый мир, исчезающий с вами!А русалки, рожденные в струйчатой ясни,Сопричаствуют вам, будто собственной басне…
Радуга
Он слышен был, когда в зеленом житеОн убыстрялся – теплый дождик мая,А солнце, тучу брызгов пронимая,Разъяснивало бисерные нити.
Ударил в пыль трухлявую на шляхе,Нырнул в кусты, шурнул по мокрым сучьям,Прошелся черным по булыжной плахе,Потом притих, заслушавшись беззвучьем.
Он замолкает – и, расцветшей сразу,Безмерье будет радугой объято,Она ж прерывиста и клочковата,Как будто снясь прижмуренному глазу.
Все огоньки сбирая с небосвода,Напоминают призрачные арки,Что даже в день и радостный и яркий,Куда ни прячься, ты стоишь у входа.
И ты, чью душу пожрала дремота,Вперясь в безмерье, вслушиваясь в худо,К зам ирному прошел через ворота,Что за тобой не заперты покуда.
Конь
Конь мой сивый, некрасивый,С колтуном заместо гривы,Люблю твою взмыленную подпружку,Парного дыханья зеленую юшку.
Храп костлявый, да осклабый,С губой мягче грудей бабы,Забрось на плечо мне, как доброму другу,Чтоб шеи упругой я чуял натугу.
Ты, печальный, как потемки,С полосою от постромки,Возьми меня в дружбу, как взял бы вола ты,И будь постояльцем облупленной хаты.
Дам воды я непременно,Дам и сахара, и сена,И кус доброй соли, и свежего хлеба,И через окошко пригну тебе неба.
Ты не супь камыш-бровину,Ты узнай мою кручину,А темная темень замрет у порога —Со мною на пару упрашивай Бога.
Волна
Где-то в море она возрастала глубоко —И небесного трона искать себе взмыла.При рожденье своем недоступна для ока,Тем она исполинней, чем ближе могила.
Поначалу проходит в молчанье угрюмом,Переломится там, где погибла сестрица,И, зачуяв кончину, клокочет, ярится —И с посмертным о берег ударится шумом.
И, шумя, распадается гибельным снегом —И свою вспоминаю тревожную душу:Иль душа моя мчится не этим же бегом?Не ударит еще раз в знакомую сушу?
Распогодилось
Любо-нелюбо – а все жеНудит меня прояснитьсяВместе с порою погожей,Радостью золотолицей.
Счастью – сиять неохота,Я же зову его – «Это»,И обоюдностью счетаНежность моя отогрета.
Солнышко на небе ширя,Вязнет в бахромке ресничьей,И ни единому в миреСердцу – не будет добычей!
В травах оно, в косогоре,В туче и в тучи разрыве;Шаг я потешно ускорю,Чтобы шагалось счастливей.
В солнце бреду я по горло,Счастье глотаю во вздроге;Щеки мне – гибель отерла,Радостью – пружатся ноги.
Рад я и смертным печатям;Чувствую в солнце весеннем:Время каким-то начатьям,Время каким-то везеньям!
Верую – шляхом разминным«Это» – надвинулось тихо,И от него не уйти нам,Как не уходим от лиха.
Кажется радость неловкой;Млея и обесприютя,Я заблудился кочевкойМежду чужих перепутий.
Нужно остаться без дому,Жить ни печалью, ни страстью,Чтобы тянуться к такому —Просто ничейному счастью.
Хрычевская баллада
Молотилось об землю – да сухое полено:Отчекрыжило ногу старичку до колена.