— Попала в лагерь с родителями?
— Да. Их зовут Владимир и Наталья.
— У родителей такая же фамилия? — Менгеле не до конца понимал, зачем ему подобная информация, но чувствовал, что она может пригодиться.
— Да.
Поток вопросов отвлекал от боли. К тому времени, когда мужчина перелил кровь в отдельную пробирку, вернулась медсестра.
— Заключённая под номером 30666.
— Спасибо, Гертруда.
Лицо её прямо засияло. В искусственном освещении девушка выглядела в разы неприятнее. Нос слишком узкий, глаза, точно синие точки, прятались под нависшей кожей век. Однако самым явным уродством был её блаженный взгляд, направленный на доктора. Чувства слишком очевидные, потому более непонятные и отталкивающие. Оделия не знала, что из себя представляет мужчина напротив, и всё же ощущала, что привязанность и симпатия чужды такому человеку.
— Это — на анализ.
Передал пробирку медсестре, снова повернулся к Оделии. Гертруда, к своему неудовольствию, заметила интерес в глазах доктора. Интерес не выше того, что питает учёный к предмету изучения, но болезненный укол ранил сердце некрасавицы.
Мариновская старалась не моргать. Не из упрямства, а банального любопытства. Посчитает ли доктор такое поведение провокацией? Накажет ли? Ответы на вопросы она не получила. Йозеф перевёл взгляд на стол за спиной девушки и сказал:
— Завтра придёшь на повторный осмотр. Остальное время будешь пребывать в отдельном бараке с другими подопытными.
Последнее слово отдалось неприятной дрожью в теле.
Подопытная...
Внутри Оделии образовался ком. Его наполнили страх, незнание, осторожность — чувства смешались воедино.
— К месту проведёт офицер, чтобы исключить возможные...
"Попытки сбежать", — он хотел сказать. Но недоговорил, расчитывая на понятливость девушки. Она неуверенно кивнула и вышла из смотровой.
Но Оделии было всё равно на собственный комфорт. Больше волновало в порядке ли родители. Где они находятся? Смогут ли увидеться ещё хоть раз? Или распределение стало их последней встречей? Поток мыслей прервал грубый толчок в спину: офицер торопил к выходу.
Когда девушка скрылась из виду, Менгеле обратил внимание на стол с медицинскими приборами. В теле его горело желание поскорее начать программу, проводить опыты над близнецами... По хмурому лицу расползлась улыбка, открыв щербинку меж передними зубами.
— Герр доктор, результаты анализа.
Гертруда зашла в кабинет тихо, Йозеф вернулся в реальность. В руке его был небольшой лист. Главной строчкой являлась группа крови. Чёрные глаза обратились к ней.
Первая положительная...
Да! Иначе не могло быть!
Менгеле почти засмеялся от победы своей интуиции: не зря он послушался её в очередной раз. Теперь у девчонки имелись ничтожные шансы на выживание. По крайней мере, пока. Необходимо получить разрешение у герра Хёсса.
Но сначала...
***
26 августа 1943 года
Объект номер 30666.
Молодая украинка двадцати лет от роду. Родители также пребывают в лагере. Группа крови: первая положительная.
Поделиться информацией с комендантом для уточнения дальнейших действий.
***
Просторный кабинет со слабым освещением. Мужчина склонившийся над заметками. Тихий стук в дверь.
— Герр комендант, я...
"Евреи — паразиты на теле других народов. Ни больше, ни меньше..." — ложились строки неприязни на плотную бумагу.
Йозеф вошёл и остановился в паре метров от письменного стола. Вернее сказать, замер от увиденного. Вместо Рудольфа Хёсса перед ним сидел сам рейхсфюрер. Лицо его было серее неба за окном. Через очки обычно безразличный взгляд Генриха Гиммлера казался ещё сдержаннее.
— Герр Гиммлер, добрый день. Простите за задержку. — Лёгкий наклон головы и ладонь на груди как извинение. — Что-то случилось?...
Голос дрожал. Сердце доктора сжалось. Доверенное лицо Гитлера не появилось бы тут без весомой причины. Дела определённо плохи.
— Это я хотел спросить у вас, Менгеле. Почему начальство сообщает мне о том, что работа по нашей программе стоит на месте? — мужчина не дал возможность ответить и продолжил: — Никакой информации о наработках, результатах вы не сообщаете, фюрер высказал личное беспокойство о вашем назначении... Вы ведь не забыли о том, какая задача является первостепенной?
Йозеф не знал точно, являлся ли вопрос риторическим. По-прежнему стоял напротив и, редко моргая, думал об ответе.
— Нет, герр Гиммлер. Я не забыл об этом...
— Хорошо, потому как было бы опрометчиво терять человека, который, несмотря ни на что, справляется с работой, — прозвучало будто последнее предупреждение.
Генрих не разбрасывал слов на ветер, а угрозы ловко скрывал за прозрачностью. Холодный расчёт и исполнение указаний — всё, что интересует этого человека. Впрочем, как и многих других в лагере, партии да и в целой стране.
Гиммлер сменил настроение разговора.
— Комендант Хёсс не сообщил о моём приезде?
— Нет. Я полагал, что встречу коменданта сейчас, но... встретил вас.
Йозеф, сейчас не время для констатации фактов...
— Я приехал для инспекторской проверки. Фюрер лично назначил меня для наблюдения за ведением программы. Он беспокоится, не используются ли ресурсы не по назначению, и насколько продвигается работа. Поэтому я здесь.
Холодный тон мужчины пробирал до мурашек. Менгеле, при всей рациональности, не мог оставаться безразличным при общении с этим человеком. И всё же старался держать лицо.
— Вы пришли к коменданту, значит, что-то хотели сообщить, герр доктор?
Переход на почтительный тон оказался резким. Обычно Гиммлер не относился к нему с излишним уважением, скорее даже наоборот. При высокой должности он чувствовал превосходство и не считался с теми, кто занимал роли пониже. Хоть Йозеф явно прочувствовал изменение, но акцентировать внимание не стал.
— Да. Хотел доложить, что нашёл пациентку, которая может подойти для нашей программы, — он постарался вложить в голос долю уверенности.
После фразы доктора рейхсфюрер не казался таким отстранённым. Он поднял глаза на Менгеле, перестал выводить заметки и обратил внимание к его речам.
— Надеюсь, она не еврейка? — Генрих почти выплюнул свой вопрос, настолько его исказило одно упоминание непригодного народа.
— Никак нет... Украинка, довольно юная.
— Славянка, значит... — Мужчина едва поморщился. Другие национальности тоже не вызывали тёплых чувств. — Но это уже что-то. И какие критерии она удовлетворяет?
— Очень бледная кожа и подходящая группа крови. Хорошее телосложение и рост...
— Это всё?
— На данный момент да, герр Гиммлер. Но в скором времени я займусь её улучшением. Начну с волос, затем попробую поработать с глазами...
Голубые радужки за стёклами пенсне выжидающе смотрели на Йозефа. Тот мигом замолчал.
— По всей видимости, работа серьёзная. Уверен, вы будете действовать с присущим умом. И не забывайте: любые вмешательства должны себя окупать...
— Конечно, я понимаю. Значит, вы разрешаете проводить дальнейшую работу?
Генрих тяжёло выдохнул. Он не мог сообщить фюреру о том, что программа стоит на месте и надеяться, что Менгеле в ближайшее время найдёт более подходящую кандидатуру. Не мог разочаровать и поставить под удар оказанное доверие. Оно того не стоило.
За неимением альтернативы, оставалось одобрить то, что имелось, и наблюдать за всем со стороны.
— Разрешаю, герр доктор. Делайте всё, что считаете необходимым, и не позволяйте девчонке проявлять дерзость. Она должна помнить, где находится.
— Хорошо, герр Гиммлер.
— И... держите меня в курсе. Если что-то выйдет из нормы, я должен быть осведомлён.
— Я заведу дневник для записей и, в случае непредвиденной ситуации, буду обращаться лично к вам.
— Так и поступим. А теперь можете идти. — Махнул рукой и принялся за блокнот с заметками.
В ответ Менгеле только кивнул. Как можно скорее покинул кабинет и вернулся в больничное крыло. Завтрашний день обещал разнообразить деятельность, и осознание этого приносило мужчине удовольствие. Испытать его в стенах Аушвица было не так просто, однако Доктор Смерть и здесь находил маленькие радости для своей тёмной души.