— Думаю, они бы попытались. — Ответил он, разворачивая небольшую лампу, которая стояла на крышке полноразмерного рояля.
Если бы начали осмотр кабинета с фортепьяно, я бы впечатлилась, но после всего, что я уже здесь видела, в нем не было ничего особенного, хотя дерево мерцало годами, может, даже десятилетиями бережного ухода и полировки. На рояле стояло несколько рамок, но в них оказались не картины, а фотографии. На некоторых были запечатлены женщины в одежде XIX века. На других мужчины позировали рядом с некоторыми экспонатами, которые вполне могли находиться сейчас в этой комнате, но животные на снимках были убиты совсем недавно. Голову тигра поддерживали так, чтобы она смотрела прямо в камеру. Черный леопард, только-только пойманный мужчиной с усами, висел вверх ногами, как рыба. Эти животные определенно были мертвы — ужасным образом мертвы. Мужчина держал руку на ремне, половина его лица была перевязана. Кажется, леопард отплатил ему за свою гибель. Я осознала, что мне становится приятно от мысли, что леопард ранил этого мужчину перед тем, как погибнуть. В детстве я часто охотилась вместе с отцом, но нашей добычей были олени и кролики, а не хищники. Он привил мне позицию, согласно которой ты не охотишься на тех, кого не собираешься потом есть. Я старалась не чувствовать себя на стороне леопарда, глядя на давным-давно умершего мужчину, стоявшего рядом с животным, которое он убил и подвесил за ноги, как оленя. Мясо — оно мясо и есть, и хотя до этого зверя никому не было дела, такое обращение с ним казалось мне оскорбительным. Леопард ранил этого мужчину, как охотник охотника. В моей голове это обозначило их, как врагов. А своих противников нужно уважать — даже после смерти. Подвешивать их ради фотографии, как мертвую рыбу — это казалось неправильным.
Снимки провели меня сквозь века. Большинство Маршанов были блондинами. Мелькнула пара рыжеволосых и пара брюнетов, но по большей части у всех представителей семейства были светлые волосы, кожа и глаза. Наверное, так и происходит, если все испокон веков женятся на «светлой породе», но меня это беспокоило. Я вовлекаю сюда свои личные проблемы? Может быть. Из-за грядущей свадьбы я чаще обычного контактирую со своими родственниками. Моя мачеха, Джудит, голубоглазая блондинка, как и ее дочь, как и мой отец, как, собственно, и их общий сын — мой сводный брат. Я была единственной темной этнической ноткой в их арийском роду, и Джудит никогда не позволяла мне об этом забыть. Когда мы с ее дочерью, Андрэа, были подростками, она уже настолько перегибала палку со своими расистскими высказываниями, что даже Андрэа стала указывать ей на это. Мы с дочерью Джудит никогда особо не ладили, так что я удивилась, когда она встала на мою сторону. Если подумать, я до сих пор не знаю, почему она так поступила — потому что хотела защитить меня или потому что ей было стыдно за речи своей матери о превосходстве белой расы. Так или иначе, этот опыт взвалил мне на плечи этнические комплексы, и я не позволю Джудит забыть о том, как она со мной поступала.
— Это Бобби со своими родителями. — Ньюман указал на одну из фотографий.
На ней была пара улыбающихся родителей с маленьким ребенком, а на соседнем снимке был тот же ребенок, но уже постарше. На следующей фотографии оказался просто другой мужчина с тем же ребенком.
— Это Рэй Маршан и маленький Бобби? — Уточнила я.
— Да, это последние из старых снимков.
Ньюман проводил меня обратно в офисную зону кабинета. За бардаком и кровью на полу я не заметила небольшой угловой столик между напольными шкафчиками. На нем стояли фотографии Рэя с постепенно подрастающим мальчиком. Маленький Бобби, лет шести-восьми, держит на вытянутой руке большеротого окуня — рыбина такая огромная, что размером почти с мальчишку. Бобби на этом снимке широко улыбается, у него во рту не хватает пары молочных зубов. Рэй помогает мальчику держать рыбу — его лицо светится счастьем и гордостью. Несколько снимков, на которых они вместе катаются на лыжах в каких-то снежных местах, а дальше был свадебный кадр: Рэй Маршан рядом с такой статной и красивой женщиной, что она казалась почти нереальной. Вся она, от скул до аккуратно завитых волос, была просто модельным совершенством — красива, как голливудская звезда. Волосы у нее были черные, кожа — цвета кофе со сливками. Маленький Бобби стоял рядом с ней во фраке с фалдами — примерно в такой же был одет Рэй. На этой фотографии у Бобби тоже не хватало зубов, как и на снимке с окунем. Белую подушечку в руках он держал так небрежно, что если бы на ней по-прежнему лежали кольца, они бы наверняка скатились вниз. Полагаю, для этого на таких подушечках для свадебных пажей и крепят ленту. Для нашей с Жан-Клодом свадьбы логичнее всего было бы выбрать пажа (свадебный паж в числе прочего ведет невесту к алтарю, если по каким-то причинам этого не может сделать ее отец — прим. переводчика). Маленькая девочка на другой стороне фотографии вцепилась в штанину Рэя. Она была моложе Бобби — лет четырех или пяти. Она казалась миниатюрной копией своей матери, вот только ее волосы были ворохом крошечных кудряшек, а тон кожи был скорее кофейным, чем сливочным. Других снимков со свадьбы не было. Может, Рэй и его невеста так устали от семейных драм, что решили на это забить. На нашей с Жан-Клодом свадьбе будет паж, цветочница, и хватит с нас. Конечно, за место цветочницы у нас уже разразилась своя драма, так что, возможно, в конечном итоге мы просто ограничимся пажом.
Здесь также оказались снимки, на которых Рэй со своей женой и детьми поехали на озеро — лето, все счастливы и улыбаются. Девочка на руках у Рэя, а его жена держит ладони на плечах Бобби. Даже без яркого макияжа она была прекрасна, но, может, не так драматично красива. На портретных снимках было заметно, что глаза у нее отливают зеленым. Глаза девочки были темного, густого оттенка коричневого, но в остальном она была чертовски похожа на свою мать. Фотографии не были расставлены в хронологическом порядке — может, какие-то просто были любимыми, или здесь заложен какой-то другой смысл. Снимок, на котором Рэй и его жена, улыбаясь, сплелись в объятиях, не был сделан профессиональным фотографом, но он бросался в глаза и стоял точно по центру всей композиции. Рядом с ним расположился кадр, на котором все четверо были в купальных костюмах и с мокрыми волосами, на фоне Карибского моря, поблескивающего вокруг. Дети на этом снимке были уже подростками, а Рэй и его жена — в отличной форме. Они выглядели счастливой, здоровой и спортивной семьей, которая любит бывать на свежем воздухе. Здесь также стояли фотографии с подрастающими детьми — рождественские и пасхальные, школьные забеги, на которых они оба выигрывали, Бобби в экипировке для игры в американский футбол держит кубок вместе со своей командой. Я не сразу поняла, что одна из чирлидерш на этом снимке была той самой девочкой. Дальше стояла фотография, где Рэй и девочка бегут трусцой вместе с леопардом, который кажется абсолютно непринужденным, как самая обыкновенная собака. Еще на одном снимке девочка лежит, откинувшись на леопарда, а он повернул голову так, что его меховая морда касается ее черных кудряшек. Глаза у зверя были ярко-желтыми. Казалось, никому на этих снимках нет дела до того, в животной форме Бобби или в человеческой. Я никогда не встречала семьи, где так спокойно бы относились к животной форме оборотня. Мне это понравилось, как и то, что среди всех этих кадров почти не было профессиональных. Возможно, некоторые снимки и сделали фотографы, но все они казались чертовски искренними — просто различные моменты из жизни людей, застывшие и счастливые. Все эти фотографии казались настоящими — они хранили воспоминания, а не были топорными семейными карточками, как те, что украшали стену вдоль лестницы в доме моего отца. Я внезапно задумалась о снимках, которые хотел Жан-Клод для нашей свадьбы. Живые и естественные — есть вообще такой вид профессиональных фотографий?