Бехлюль повернулся и отошёл:
— Я передумал. Вещи для Бешира попросите у другого. Где искать красную феску с голубой кисточкой? Нужно пойти в торговые ряды. К тому же у тебя нет денег, чтобы одолжить мне.
Он опять вернулся к Нихаль:
— Ты выйдешь отсюда, пойдёшь к отцу, покажешь деньги, понимаешь?
Нихаль собрала деньги, положила в кошелёк и сказала:
— Я передумала, — Идея пойти и попросить у отца денег мгновенно изменила Нихаль. Она задумчиво посмотрела на ожидавшего Бехлюля, затем сказала:
— Ты, конечно, знаешь важную новость. От тебя невозможно скрыть…
Они вдруг опять начали говорить как враги. С детства между братом и сестрой постоянно существовала готовая разгореться искра ссоры.
Бехлюль спросил:
— Кто?
Нихаль ответила, поджав губы:
— Он!
— Сказать про отца «он» не совместимо с манерами. Вместо того, чтобы повзрослеть, ты, Нихаль, с каждым днём становишься всё более избалованным ребёнком. Я говорю потому, что в доме нет никого, кто скажет тебе об этом. Мадемуазель Де Куртон находит время только на то, чтобы следить за цветами на шляпке и кружевами на платьях… Почему она как будто плакала за столом вчера вечером?
Нихаль была бледна. Она неподвижно сидела на стуле и слушала Бехлюля. Словно задыхаясь, она, конечно, заглушила слова, которые хотели сорваться с её уст, и сказала:
— Как видишь, сегодня у меня совсем нет желания с тобой ссориться.
Потом опустила руки и добавила:
— У меня нет сил.
В её голосе было такое горькое мучение, что Бехлюль сразу понял, что начавшаяся ссора будет не такой, как в детстве. Они застыли, глядя друг на друга. Потом Бехлюль сказал спокойным голосом:
— Нихаль! Я полагаю, что ты поступаешь плохо в этом вопросе. Если ты увидишь её, то сразу полюбишь. В дальнейшем тебе предстоит стать женщиной. Есть особые правила приличия, которым ты не сожешь научиться ни у мадемуазель Де Куртон, ни у Шакире Ханым. Кроме того порядок в доме… Согласись, что сейчас дом больше похож на что-то другое. Если сюда придёт такая женщина…
Нихаль становилась всё бледнее. Выйдя утром от отца, она пришла сюда с надеждой найти в Бехлюле союзника, подумала, что он, по крайней мере, будет вместе с ней в этом деле. Она сидела всё также неподвижно. Бехлюль продолжал:
— Да, если придёт такая женщина, дом сразу изменится; посмотришь, что будет со слугами, живущими сегодня, как захочется; вдобавок Бюлент, вдобавок ты, понимаешь, Нихаль? Стильная, изящная, молодая, красивая мать для тебя…
Бехлюль не успел закончить фразу, как Нихаль вскочила с места, протянула руки и устало крикнула:
— Ох! Хватит, хватит, Бехлюль, мне становится плохо!
Бехлюль замолчал и сразу осознал ошибку. Он, как обычно, хотел закончить разговор шуткой, но не смог. Нихаль смотрела, пытаясь что-то сказать, потом передумала и медленно ушла.
Бехлюль был из тех молодых людей, которые в двадцать лет полностью изучили жизнь; когда они выходили из школы в жизнь, то даже не чувствовали сердцебиение артиста, первый раз выходящего на сцену; жизнь была для них как комедия, секреты которой они полностью узнали в школе. Они так хорошо её изучили и глубоко поняли, что избавились от малейшего страха, когда вышли на сцену. Бехлюль уже год как вступил в жизнь, которую не мог назвать иначе, как большой сценой для комедии. Его единственным удивлением было, что он не мог найти ничего, что не было предварительно изучено и открыто.
Его отец уехал служить чиновником в одну из провинций, а Бехлюль был оставлен в интернате Галатасарая. Один раз в неделю он ночевал в особняке Аднан Бея. Отец был так далеко, что он решил использовать время каникул, чтобы продолжить и завершить изучение стамбульской жизни, начатое в школе, вместо того, чтобы тратить его на долгое путешествие в ненужное место.
Он не был мечтателем, видел жизнь во всей материальности и заурядности. В школе он не витал в приятных мечтах, положив голову на учебник геометрии и окунувшись в край неба, который был виден из окна. Он учился, чтобы учиться и не быть незнающим. Он не строил воздушных замков на будущее, не сочинял юношеских стихов. Жизнь была для него развлечением. Он считал, что у тех, кто мог больше развлекаться, есть больше прав жить.
Развлекаться… Значение этого слова для Бехлюля изменилось. Его на самом деле ничего не развлекало. Он бегал по развлекательным заведениям, искал всё, над чем можно посмеяться, может быть, смеялся больше всех, но было ли ему весело? Казалось, что да, для него развлекаться означало казаться весёлым. За смехом и весельем скрывалась скука, которая постоянно влекла его из одного злачного места в другое. Он проводил вечер в Тепебашы, слушая оперетту, а на следующий день его видели бродившим за чёрным чаршафом в виноградниках Бакыркёя. В воскресенье он возил в Маслак одну из певиц «Конкордии» в фаэтоне, а в пятницу слушал саз на берегу ручья. Не было в Стамбуле развлекательного заведения, в котором бы не был замечен Бехлюль. В Рамадан он продолжал гулять по вечерам по Диреклерарасы, зимой его окружал весёлый шум на балах в «Одеоне». Ещё в школе он обзавёлся разными друзьями. Дружба, начавшаяся в межнациональной школьной среде, после окончания школы укрепилась и обеспечила ему лица для приветствий и руки для пожатий во всех сферах жизни страны.