– Лорейн спрашивает, искать ли замену на твое место, – сказал Рокки, едва услышал в трубке мой голос.
– Видимо, да.
Я не успела подумать над ответом, да мне это было и не нужно. Я не могла представить себе своего возвращения.
– Мне сейчас надо побыть здесь, с родителями, – сказала я. – Отец попал в аварию, и я здесь с ним. Очень много лекарств.
– “Очень много лекарств”, автор – Роберт Макклоски, – сказал Рокки, хотя сам понимал, что получилось несмешно. – В общем, Иэн Дрейк вернулся.
– Правда? – спросила я совершенно искренне. – В смысле, я прочитала об этом в интернете, но не знала… Так он правда вернулся?
– Просто взял и пришел, пару недель назад.
Рокки не сказал, что Иэн пришел именно в библиотеку, и я решила, что, возможно, он передумал и просто пошел домой и нажал на родной звонок. А скорее всего, кто-нибудь увидел его, пока он шел от станции “Грейхаунда”.
– Где он был? С ним все в порядке?
– Никто ничего не говорит – известно только, что он убегал из дома. Не такая уж это история, чтобы в “Ганнибал геральд” опубликовали большую статью. Это тебе не ярмарка печенья и не присуждение звания бойскаута.
– Понимаю. Что же ты мне не позвонил?
– Ну и потом, насколько я знаю, родители забрали его из школы, и никто его не видел с тех пор, как он вернулся. У нас он ни разу не появлялся. Я разговаривал с учительницей из его школы – той, которая все время сюда приходит.
– Софи?
– Возможно. Она сказала, что на следующий день после его возвращения родители забрали из школы документы и сказали, что будут обучать сына самостоятельно. Она вся прямо тряслась. Думаю, она боится, что они запирают его в чулане.
Рокки остановился, но я побоялась отреагировать как-нибудь не так, поэтому промолчала. А он тем временем продолжал:
– Она рассказала, что в прошлом году он как-то раз пришел в школу с отметиной на лбу, потому что его заставили всю ночь стоять на коленях на ковре, опустив голову, чтобы он в чем-то там раскаялся. Боюсь, ты была права насчет его родителей.
Я засомневалась, действительно ли это была Софи, ведь она всегда говорила, что с ним все будет в порядке. Но это было давно – когда у него еще была школа и библиотека.
Я молчала. Я вдруг поняла, что не могу мириться с тем, что не знаю, где Иэн и что он делает. Я представляла себе, как он стоит на коленях в чулане или пакует вещи, чтобы на год уехать в лагерь пастора Боба. И больше всего меня пугало то, что если бы подобное происходило с Иэном два месяца назад, это было бы неправильно и ужасно, но теперь все это было не просто неправильно и ужасно – теперь во всем этом была виновата я сама, потому что позволила ему вернуться домой.
Вот тут-то мне бы и сдаться. Рассказать бы Рокки, и полиции, и Дрейкам, что Иэн ни в чем не виноват, что я увезла его помимо его воли. Но я не смогла этого сделать – во всяком случае, не сделала. Я искренне считаю, что это бы мало что изменило. Наверное, Иэн даже не поддержал бы эту новую легенду. Из всего, что произошло, я только в этом одном своем поступке отказываюсь признать себя виновной. Но, возможно, именно из-за этого одного поступка я и попаду в ад.
– Честно говоря, – сказал Рокки, откашлявшись, – пока Иэн не вернулся, я думал, что он с тобой.
– Что?!
– Люси, ты исчезла как раз на следующий день. И к тому же ты так о нем беспокоилась.
– Рокки, я не похититель детей, – сказала я.
– Я знаю, – ответил он не вполне уверенным голосом.
– Возможно, он был у этого их пастора. Тип и в самом деле отвратительный. Послушай, завтра я пошлю Лорейн инструкции на лето – тебе придется помочь ей залезть в почту. И скажи ей, чтобы она смело искала кого-нибудь на мое место. Я как-нибудь заеду за своим хламом.
– Звони, когда будешь в городе, – сказал он так, как будто не был уверен, что это когда-нибудь произойдет.
38
Жара не спадала
Прошло два месяца, прежде чем я решилась вернуться. Все это время отец посылал Тиму плату за квартиру, чтобы тот не выставил мои вещи на улицу и не пустил мой гардероб на театральные костюмы. Был июнь, семь часов вечера, и после холодных зимы и весны наконец-то пришло долгожданное тепло. Я медленно въехала в город, вглядываясь в лицо каждому человеку, мимо которого проезжала, каждому ребенку у ларька с мороженым, но никого не узнавала.
А вообще-то теперь я знала адрес Иэна, благодаря славным журналистам из “Сент-Луис Пост-Диспэтч”. Я поехала по его улице – медленно, но не слишком. Я не знала, что он станет делать, если выглянет в окно и узнает мою машину. Он мог рассмеяться, мог с криком побежать к матери, а мог вылететь на улицу и броситься ко мне на капот. Дом был очень миленький, белого цвета, а перед ним на лужайке цвели пионы и ирисы. На первом этаже было большое окно, но занавески были задернуты. На дорожке рядом с домом стоял белый внедорожник. Я развернулась в конце квартала и проехала мимо дома еще раз. Во дворе не было никаких митингующих с плакатами, на крыльце не разбили лагерь группы молящихся граждан, и дразнящиеся одноклассники не швырялись в окна камнями. Не было слышно ни криков, ни возгласов “Аллилуйя!”, ни грохота христианской рок-музыки. У обочины стоял пакет с мусором. Я просто поехала дальше. Что еще мне оставалось делать?