Пришлось пойти на риск и уговорить кобылу пойти со мной. Пришлось умолять ее лечь среди беснующих потоков. Пришлось попотеть, чтоб водрузить почти труп на спину лошади. Возможно, что я добила мужчину своими действиями. Но чуть слышный пульс под пальцами убедил, что он все ещё жив.
Пещера нашлась спустя еще двадцать минут. Здесь стоял чуть затхлый запах, что говорил о том, что жильцы ушли достаточно давно. В сумке были лекарства, но не было спичек, что могли бы хоть немного разогнать мрак. Лишь отблески бушующей бури приносили яркие обрывки света, от которых потом рябило в глазах. Поэтому я решила уйти глубже, где не будет ветра, а сверкание будет не таким активным.
Только кобыла идти отказалась. Ей даже под дождём было лучше, чем здесь. Поэтому спустившись на колени, с явным намёком, она просто стряхнуть с себя ношу и ушла как можно ближе к выходу. Ну а мне ничего не оставалось, кроме как возмущённо выговаривать строптивому животному, пытаясь вновь перевернуть мужчину. Мои действия причиняли ему боль, отчего он иногда постанывал. Но так я хотя бы знала, что он жив. Когда мне все же удалось перевернуть его, то я не сдержалась крика: все лицо, густо покрытое на щеках и подбородке тёмной бородой, было в смеси грязи и крови, а одежда так и вовсе представляла сплошное месиво этих компонентов. Пришлось аккуратно раздеть его, срезая ножницами из сумки верх. Штаны я оставила на нем, там ран нет. Наверное. Очень на это надеюсь . Свой плащ пришлось искромсать так же, чтоб оттереть тело и очистить видимые и возможные повреждения. И то, что ткань была мокрой пришлось очень кстати.
Когда с гигиенической составляющей вопроса было покончено, я обнаружила аккуратную дырку возле ключицы, из которой немного сочилась кровь. Еще пара царапин по всему телу, явно полученных при падении и транспортировке.
Каждый на острове знает, как оказать первую помощь себе или лошадям. Каждый может помочь другому. И я не исключение. Но сейчас растерялась. Я осматривал поджарое тело раненого и понимала, что нужно что-то делать с дыркой. Я могла ее зашить, но что-то не давало мне покоя. Некое чутье кричало, что внутри него, в этом отверстии, есть что-то инородное, что нужно извлечь. Уколов лошадиную дозу обезболивающего, успела поругать себя, что не сделала этого раньше, и ополоснув руки из склянки со спиртом, я набрала в грудь больше воздуха и погрузила палец в мягкую плоть. Он зашипел, дернулся, но был ослаблен и не смог мне помешать. Мой палец был в нем уже по вторую фалангу, когда я нащупала нечто, чего в теле не должно быть. Кусочек чего-то инородного, нагретого кровью и плотью. И этот кусочке никак было не подцепить одним пальцем. Пришлось засовывать еще и ножницы, чтоб расширить себе поле для маневров. Гримаса боли расчертила его лицо, а я, закусив губу до крови, копалась рукам в живом человеке и наконец извлекли металлический предмет. Мне почудилось, наверное, но как только я достала расплющенный кругляш, человек вздохнул с облегчением. Дальше дело пошло быстрее. Я обработала рану, сшила ее концы, хотя в темноте это было сложно, и наклеила пластырь, хотя лучше бы забинтовать. Но я все еще была не в состоянии сдвинуть его. Уколов антибиотики, осмотрев еще раз, я осталась довольна. Может он умрёт в конечном итоге, но я сделала все, что было в моих силах.
Сходив к кобыле, я выглянула наружу, чтоб убедится, что буря отступает, но дождь продолжает идти и не закончится в ближайшие пару часов. Впереди была долгая ночь. Я вымоталась и устала, я была голодная. А еще мужчина, который может умереть. Ополоснув руки и лицо под косыми струями, поспешила вернуться к пострадавшему. От усталости мне показалось, что он стал выглядеть лучше, что конечно же было бредом уставшего сознания. И тем не менее, сейчас, когда глаза привыкли к темноте, и мне не нужно было спешить его спать, я позволила рассмотреть его чуть внимательнее.
По виду ему было слегка за сорок. Может сорок пять. Но сложно сказать, когда борода столь густая . Чуть длинные, до плеч волосы, завивающиеся на концах, со светлым прядками по бокам. Именно они и натолкнули меня на мысль о его возрасте, ведь это наверняка седина. Такие же вкрапления, к слову, были и в бороде. Но я все же сомневалась, потому его тело было в идеальной форме не молодого парня, а мужчины слегка за тридцать, следящего за собой. Он был поджар, с мускулистыми руками, которые прочерчивали жгуты вздувшихся вен. Пресс имел чётко очерченную форму, а тёмная поросль уходила от пупка к поясу штанов и ниже. А еще у него были рисунки на теле. Я знала и видела в поместье такие у некоторых людей. То есть совсем не такие, как у него, но рисунки. Их называл татуировками.