Все, что нужно, было у меня в машине, даже цыплята. Вытащив из-за пазухи крест, я выставила его на кофту на всеобщее обозрение. Было у меня несколько пистолетов, и обращаться с ними я тоже умела. В столе у меня лежал девятимиллиметровый браунинг. Весил он фунта два с полной обоймой пуль в серебряной оболочке. Серебро вампира не убивает, но обескураживает. Раны от серебра у них заживают медленно, почти как у людей. Вытерев потные ладони о юбку, я вышла.
Крейг, наш ночной секретарь, яростно что-то стучал на клавиатуре компьютера. Глаза его полезли на лоб, когда я прошла по толстому ковру. Может быть, из-за болтающегося на длинной цепи креста у меня на шее или из-за выставленного на всеобщее обозрение револьвера. Но он ни о том, ни о другом слова не сказал. Соображает. Поверх всего этого я натянула свой любимый вельветовый жакет. Пистолет из-под него все же выпирал, но не слишком. Вряд ли Грандики и их адвокаты это заметят.
2
По дороге домой меня застукал восход. Терпеть их не могу. Восход — это значит, я выбилась из графика и работала всю ночь напролет.
В Сент-Луисе деревьев вдоль хайвеев больше, чем в любом городе, где мне приходилось ездить. Я почти признаю, что в первых лучах рассвета деревья выглядят красиво. Почти. Моя квартира при утреннем солнце выглядит удручающе белой и жизнерадостной. Стены сливочно-белые, как во всякой квартире, которые мне доводилось видеть. Зато ковер с симпатичным серым оттенком, что куда приятнее обычного коричневого цвета собачьей шерсти. Квартира у меня была просторная, односпаленная. Мне говорят, что из нее симпатичный вид на соседний парк. Я не проверяла. Как по мне, я вообще бы окон не делала. Эти я завесила тяжелыми шторами, превращавшими ярчайший день в прохладные сумерки. Я включила радио, чтобы заглушить звуки от моих живущих днем соседей. Под тихую музыку Шопена меня засосал сон. Телефон зазвонил через минуту.
Минуту я лежала, ругая себя, что забыла включить автоответчик. Может, не обращать внимания? Еще через пять звонков я сдалась.
— Алло.
— Ой, простите! Я вас разбудила?
Этой женщины я не знала. Если она что-то продает, я взбешусь.
— Кто это?
Я заморгала глазами, всматриваясь в часы около кровати. Восемь. Два часа проспала всего. Уй-я!
— Я Моника Веспуччи.
Это прозвучало так, будто все объясняло. Но я ни хрена не поняла.
— Да?
Я постаралась, чтобы это звучало ободряюще и любезно. Вышло рычание.
— Э-э, гм. Я та самая Моника, что работает с Кэтрин Мейсон.
Я обхватила трубку руками и попыталась подумать. Но после двух часов сна у меня это плохо получается. Кэтрин — моя хорошая подруга, это имя я знаю. Наверное, она мне говорила об этой женщине, но хоть убей меня — не могу припомнить.
— Да, конечно, Моника. Что вы хотите? — Это прозвучало слишком грубо даже для меня. — Извините, если я не так сказала. Я только в шесть пришла с работы.
— Боже мой, значит, вы только два часа спали? Вы, наверное, убить меня готовы?
На этот вопрос я не ответила — не люблю врать.
— Моника, вы что-то хотели?
— Ну, в общем, да. Я тут устраиваю девичник-сюрприз для Кэтрин. Вы знаете, что она через месяц идет замуж?
Я кивнула; сообразила, что она меня не видит, и промямлила:
— Я приглашена на свадьбу.
— Ну, конечно, я знаю. Подружкам невесты полагаются красивые платья, правда?
На самом деле мне меньше всего на свете хотелось выбрасывать сто двадцать долларов на официальное розовое платье с пышными рукавами, но замуж выходила Кэтрин.
— Так что там с девичником?
— Ой, я опять начала болтать, а вам же так спать хочется!
Я подумала: если на нее заорать, это ускорит дело? Вряд ли; скорее она заревет.
— Моника, скажите, будьте добры, чего вы хотите?
— Ну, я понимаю, что говорю слишком поздно, но все как-то забывала. Я хотела вам еще неделю назад позвонить, но все не собралась.
В это я поверила.
— Говорите.
— Девичник сегодня. Кэтрин говорит, что вы не пьете, и я подумала, не могли бы вы быть водителем.
Я минуту просто лежала, раздумывая, насколько мне взбеситься и сколько в этом будет толку. Может, если бы я до конца проснулась, я бы сказала ей, что я думаю.
— А вы не считаете, что сообщаете мне об этом чертовски поздно, если хотите, чтобы я была водителем?