Приближаясь к Александрии
Заходящее Солнце уходило за Море,
Сердоликовый цвет в небесах был разлит.
И шумело мне Море в многопевном узоре: –
Вот ты прибыл в святую страну Пирамид.
Желтизна побережья отшумевшей столицы,
Где багряные сказки в столетьях зажглись.
Над преддверьем в Египет – длиннокрылые птицы.
Вот откроется Нил! Да, я твой, Озирис.
Нил
Истоки безвестны, затеряны.
Породил их Эдем или Ад?
Жрецы не уверены.
Но один и другой водопад,
Но один и другой водоскат,
Прихотливости коих измерены,
Не велят возвращаться назад.
И пошли. От оазиса Южного
Всё на Север, вперёд и вперёд,
Посвящённые Братства содружного,
Средь пустынь, соколиный полёт,
Лотоса чашечки синие,
Голубые, и белые, вот.
Папируса строгие линии,
Цветенье к молитве зовёт.
Снежистость в горах Абиссинии
Растаяла, влага плывёт.
Нил разлился, гудит и ревёт.
Заплетитесь же все в хоровод.
Закружитесь. Мы в мире затеряны.
Все возможности численно смеряны.
От истоков до устья. Вперёд!
Египет («Страна, где нет ни гроз, ни грома…»)
Страна, где нет ни гроз, ни грома,
В размерной смене тьмы и дня,
Ни молнебыстрого излома
Живого вышнего огня.
Страна без радуги окружной,
Что семикратно славит свет,
Твой край, и Северный, и Южный,
Однообразием одет.
Взнеслась безгласно пирамида,
Маяк для тысячи дорог.
Но ищет мёртвого Изида,
И Озирис восстать не мог.
Восстал, но не живой для жизни,
А как властитель мертвецов.
И весь Египет – в вечной тризне,
Среди бесчисленных гробов.
Поля египетские
Плавно, словно иноходец,
Скачет ослик. Путь далёк.
Оросительный колодец
Ноет, воет, как гудок.
Два вола идут по кругу,
Всё по кругу, без конца,
Век прикованы друг к другу,
Волей знойного Творца.
И в песчаные пространства
Дождь которых не кропил, –
Для зелёного убранства
Мутной влаги ссудит Нил.
Чтоб другие были сыты,
Чтоб во мне тупой был страх,
Мной пространства грязи взрыты,
Буду, был, и есмь феллах.
Тёмный, голый, червь надземный,
Пастью пашни взят и сжат,
Есмь, как был я, подъяремный,
Восемь тысяч лет назад.
Где б я ни странствовал
Где б я ни странствовал, везде припоминаю
Мои душистые леса.
Болота и поля, в полях, от края к краю,
Родимых кашек полоса.
Где б ни скитался я, так нежно снятся сердцу
Мои родные васильки.
И в прошлое открыв таинственную дверцу,
Схожу я к берегу реки.
У старой мельницы привязанная лодка,
Я льну к прохладе серебра.
И так чарующе, и так узывно-чётко,
Душа поёт: «Вернись. Пора».
Прекрасней Египта
Прекрасней Египта наш Север.
Колодец. Ведёрко звенит.
Качается сладостный клевер.
Горит в высоте хризолит.
А яркий рубин сарафана
Призывнее всех пирамид.
А речка под кровлей тумана…
О, сердце! Как сердце болит!
Рубище
Египет, рубище с роскошной бахромой,
Куда уводишь ты кораблик малый мой?
Зачем, о, царственный, в веках текущий, Нил,
В пустыню жёлтую меня ты заманил?
От скал Аравии до тех Либийских гор,
Мне мал – хоть скудному – воспетый твой простор.
От чёрной Нубии до Дельты голубой,
Не усладился я, разливный Нил, тобой.
Мне Море чудится, вспенённым я рождён,
Я океанскою волной освобождён.
А суша мне тюрьма, оковны сонмы скал,
Я дома прочного нигде не воздвигал.
И не хочу я жить как тень средь верениц
Тяжёлых пирамид, раскрашенных гробниц.
Покоя не хочу жрецов богов-зверей,
Едва чего коснусь, лечу я прочь скорей.
Тысячелетия сомкнутые в звено,
Тысячекратный раз шумит веретено.
В тысячекратности молельный свет свечи.
Сознанье яркое, мой дух отсюда мчи.