Саша многому научился за это время, испытал на себе, что такое работа рыбака. Он помогал вытаскивать тяжелый трал из воды, причем при этом несколько раз срывался за борт. Память о тральщике «Краб» осталась у Шабалина на всю жизнь — белый шрам на левой руке: рассек ножом, когда рыбу шкерил.
Наложил ли отпечаток на характер Александра Шабалина этот период его жизни? Еще бы! Труд пахаря моря — рыбака — один из самых трудных в мире. Четыре недели на тральщике либо делают из человека рыбака, либо заставляют его бросить это тяжелое ремесло навсегда. Четыре недели на маленьком тральщике, четыре недели качки, дождя, снега, когда не успевает просохнуть одежда, четыре недели бесконечного труда. Трал сопротивляется, режет руки. Серебряная река рыбы течет непрерывно мимо тебя. Левой рукой держишь рыбину, в правой — нож. И шкеришь, шкеришь, пока мускулы не отказывают повиноваться. И даже тогда продолжаешь работать. Работать без позы, без бахвальства, потому что все работают так же, как и ты, и никто не вздумает пожаловаться на судьбу — сам ее выбрал!
В минуты отдыха любил юнга слушать рассказы бывалых моряков, а их на тральщике было четверо — «морских волков», не раз ходивших в заграничные рейсы. От них, по мнению юнги, так и веяло романтикой. «Еще бы, — думал Саша, — они видели мир, побывали во многих портах, это настоящие моряки». От их рассказов у парнишки кружилась голова, и Саша с горящими глазами слушал о далеком Сан-Франциско, о жарком Сингапуре, о беспощадных льдах Арктики, что поглотила столько жизней. «Морские волки» видели, как жадно, слушает их юнга, и обещали показать ему для начала, как проводят время на берегу настоящие «морские волки», когда они заходят в порт. — «Сойдем на берег и увидишь!» — говорили они.
Саша с нетерпением считал оставшиеся до возвращения дни. Скорей бы! А время тянулось как назло медленно.
Наконец настал долгожданный отдых. И вот Саша вместе о товарищами шагает по деревянным мостовым Архангельска.
Первый портовый ресторан: «морские волки» усаживаются за столик. Саша с любопытством оглядывается по сторонам — здесь много моряков, в зале стоит гул голосов. Хотя говорят на разных языках, но все хорошо понимают друг друга, пьют, шутят, чокаются стаканами и кружками. На столе перед Сашей стоит кружка, полная какой-то жидкости. Он смело поднимает ее и выпивает залпом. А потом чувствует, как у него перехватило дыхание, — еще бы, выпить одним духом кружку спотыкача.
Что было дальше, Саша не помнил, и как он добрался до «Краба», он тоже не знал.
На другое утро товарищи подшучивали над ним и поздравляли с приобщением к «настоящей жизни». Саша смущенно улыбался, но про себя решил, что такого «приобщения» больше не будет. Решил и слово сдержал твердо.
Эта нехитрая, но вместе с тем бесконечно трудно претворимая формула: «решил и слово сдержал» — основа характера Шабалина. Сколько раз впоследствии следовал он ей и никогда не давал себе поблажки: решил — держись! Много раз товарищи и тогда и позже пытались уговорить его: «Ну, будь человеком, будь мужчиной, напейся по-настоящему хоть разок». Была тут и традиция, а может, даже и зависть, но Александр только улыбался и качал головой. Он помнил, как очнулся он тогда на «Крабе» с тягостным ощущением какого-то мучительного провала в памяти, Рюмочку-другую с друзьями — это одно дело. А напиваться — уж увольте.
Почти два года провел Александр на промыслах. Трудно было узнать в крепком матросе с обветренным лицом тоненького Саньку Захарова, которого так недавно привел с собой на тральщик Федор Валявкин. Возмужал паренек, стал совсем взрослым, хотя времени прошло не так уж много.
Всегда выдержанный, спокойный, с постоянно ровным настроением Саша был любимцем товарищей, хотя и был одним из самых молодых на тральщике. С ним часто советовались, делились сокровенными мыслями.
Уже тогда у юноши сложился характер, который впоследствии сделает из него прекрасного командира. Он был чуток, тактичен и авторитет завоевывал не глоткой, не бахвальством, не пьянкой, а редкостной своей скромностью, за которой угадывалась незаурядная воля.
И никто, пожалуй, не знал, что у Саши бывают такие моменты, когда он забывает о выдержке и спокойствии. А плохое настроение появлялось у Александра тогда, когда он тосковал о доме. Были минуты, когда он многое бы отдал за то, чтобы очутиться в Онеге, подышать теплым запахом родного дома, почувствовать ласку материнской руки, побыть со своими. Впрочем, когда у него бывало плохое настроение, знал об этом он один, потому что ему и в голову не могло прийти показывать свое настроение. Настроение — это твое собственное дело, и никого оно не касается, потому что у всех дела и некогда разнюниваться.