– По каким?
– Бертиль пил и вообще, – уклончиво сказала женщина. – А нижний сосед жаловался, что мы очень шумим. Но мы шумели не больше, чем остальные жильцы дома. Стены такие тонкие, что было слышно, как плачут дети, лают собаки, слышно было граммофон на несколько этажей ниже нас. Мы думали, что на пианино занимается сосед, а оказалось, что это на целых три этажа выше. Детям мы дома играть не разрешали. А осенью нас выселили.
– Он много пил?
– Да, иногда.
– А как он вел себя пьяный? Был агрессивен?
Она ответила не сразу. Отошла и села.
– Иногда он был зол. Зол из-за того, что лишился работы, зол на общество и вообще. Я уставала от его разговоров об этом каждый раз, когда он выпивал пару рюмок.
– Говорят, в вашей квартире бывали скандалы?
– А, совсем не скандалы. Иногда мы ссорились, а однажды ребята проснулись ночью и стали играть, а мы спали. Явился патруль полиции. Может быть, иногда мы разговаривали слишком громко, но никаких драк или чего-нибудь в этом роде не было.
Колльберг кивнул.
– Когда вам угрожали выселением, обращались ли вы в союз квартиросъемщиков?
– Нет, мы не состояли ни в каких союзах. Да ничего и нельзя было сделать. Нам пришлось выехать.
– И где вы жили?
– Я нашла однокомнатную квартиру, мы сняли ее. Жила там, пока не перебралась сюда, а Бертиль жил в общежитии для холостяков, когда мы развелись. Теперь он живет в Мальмё.
– Когда вы видели его в последний раз?
Ева Свенссон, подумав немного, сказала:
– Кажется, в прошлый четверг. Он пришел неожиданно, но я выставила его через час иди что-то в этом роде, потому что мне нужно было идти по делам. Он сказал, что у него отпуск и что он будет несколько дней в Стокгольме. Он даже дал мне немного денег.
– После этого он не давал о себе знать?
– Нет, наверное, уехал в Мальмё. Я, во всяком случае, его не видела. – Она повернулась и бросила взгляд на будильник, стоявший на холодильнике. – Мне нужно забирать Томаса. Они не любят, когда дети остаются дольше положенного срока.
Она встала, ушла в свою комнату, но дверь не закрыла.
– Почему вы развелись? – спросил Колльберг, поднимаясь с места.
– Мы устали друг от друга. Все пошло прахом. В последнее время мы только ссорились. А Бертиль, приходя домой, только и знал, что ворчал и злился. Я уже просто не могла его видеть.
Она вошла в кухню. Причесанная и в сандалетах.
– Теперь мне пора уходить.
– Еще один вопрос. Знал ли ваш муж своего главного шефа – директора Пальмгрена?
– Нет, по-моему, он его даже никогда не видел. Тот сидел в своем кабинете и оттуда всем руководил. По-моему, он никогда и не бывал на своих предприятиях, там руководили другие шефы, помощники директора.
Она сняла с крюка над плитой хозяйственную сумку и открыла дверь на лестницу.
Расстались у подъезда. Он видел, как она пошла к площади Уденплан, маленькая, хрупкая, в полинявшем платье.
Уже после обеда Колльберг позвонил в Мальмё, чтобы сообщить результаты. К этому времени Мартин Бек уже полчаса нетерпеливо ходил взад-вперед по коридору, и когда наконец телефон зазвонил, то схватил трубку, не дав дозвенеть первому сигналу.
Он завел магнитофон, присоединенный к телефону, и записал рассказ, ни разу не прервав Колльберга, а когда тот кончил говорить, сказал:
– Больше я тебя беспокоить не буду.
– Да, незачем. Вы, кажется, нашли того, кого нужно. А я займусь своей работой, но позвони, расскажи, как пойдет дело. Привет тем, кто заслуживает привета.
Мартин Бек взял магнитофон и направился к Монссону. Они вместе прослушали запись.
– Да-а, – проговорил Монссон. – Причины налицо. Сначала уволили после двенадцати лет работы на предприятии Пальмгрена, потом тот же Пальмгрен вышвырнул его из квартиры, и в довершение всего развод. Ему пришлось уехать из Стокгольма, пришлось взяться за работу и по зарплате и морально гораздо хуже той, какая у него была раньше. И все из-за Пальмгрена.
Бек кивнул, Монссон продолжал:
– Свенссон был в Стокгольме в прошлый четверг. Я так и не понял, почему его не задержали на аэровокзале. Ведь он был бы у нас до того, как Пальмгрен умер. Прямо настроение портится, когда думаешь об этом.
– Я знаю, почему они не успели, – сказал Мартин Бек. – Но об этом я расскажу тебе в следующий раз. Тогда настроение у тебя станет еще хуже.