— Али женщина у него там? — задумчиво пробормотал он в конце концов.
— Давно бы отозвался, — возразила Кечкешне.
— Чего же он тогда молчит? — нетерпеливо бросил Кечкещ.
— Может, заболел? — пролепетала его благоверная.
Не зная, что им делать дальше, старики переглянулись.
Пиявки продолжали расползаться по стене. С улицы в окно был слышен говор диких голубей.
— Загляни-ка в окошко! Мало ли что с ним случилось, — подумала вслух Кечкешне. — А я здесь побуду. Глядишь, он тем временем и выйдет. — Она отвернулась от рюкзака, не желая больше видеть этих противных ползучих тварей.
Кечкеш, прихрамывая, послушно отправился по коридору. Обошел дом и остановился прямо перед окном в сад, на дорожке, посыпанной желтым речным гравием. На широкой грядке дружно зеленели ранние тюльпаны. Но лишь некоторые из них были увенчаны остроконечными шапочками — бутонами будущих цветков. Земля была аккуратно, гладко причесана граблями, и на ней не было даже кошачьих следов. Кечкеш постоял напротив окна, забранного решеткой, затем после недолгого раздумья пошел к нему напрямик, перешагнув через грядку. Три шага, и он уже у стены. Но Кечкеш был мужчиной невысокого роста и потому мог достать лишь до нижнего края решетки. Ухватившись за нее руками, он подтянулся, встал одной ногой на выступ кирпичного цоколя и только тогда смог заглянуть в комнату.
В комнате горел свет, окно было открыто, и сквозь раскачивающуюся на ветру занавеску он увидел хозяина дома. Тот сидел за столом, уронив голову на его крышку. Спал? Более детально осмотреть комнату Кечкеш не сумел, потому что нога начала сползать с узкого выступа. Но все же успел дважды крикнуть через открытое окно:
— Господин Леринц, проснитесь!
Ответа не последовало и на этот его зов. Кечкеш передохнул с минуту, затем поднатужился и снова вскарабкался. Теперь он постарался разглядеть комнату получше.
Голова Колечанского покоилась на листе упаковочной бумаги, расстеленной на крышке стола. Сама же бумага была в нескольких местах прорвана и залита кровью. Правая рука хозяина недвижно свисала вдоль стула вниз. На столе, в ярком свете лампы, поблескивало донышко разбитого хрустального стакана.
— Господин Леринц, что случилось?! — крикнул старый Кечкеш снова. Подождал ответа. Но руки уже устали, и он опять сполз на землю.
— Окно открыто… Хозяин лежит. Головой на столе. Весь в кровище… Я покричал ему, а он и не шевелится… — доложил Кечкеш, возвратившись к жене в коридор.
— Как в крови?! — в испуге вскричала женщина. — Убили?!
— Знать, кто-то выстрелил в него. Через окно… — высказал догадку старик, а жена его тут же запричитала испуганно:
— Нам-то что теперь делать? А? Что мы-то с тобой теперь делать будем?
Затем после нескольких минут раздумья она перестала причитать и совсем спокойно продолжала:
— Надо в милицию позвонить…
И пошла к телефонному аппарату, который стоял тут же, в коридоре, на маленьком столике.
— Посмотри, будь добр, какой там номер в нашем отделении?
Муж суетливо захромал за ней следом, потому что жена его ни читать, ни писать не умела.
— А ты покамест собери эту мерзость, — добавила Кечкешне.
Пока Кечкеш был занят этим делом, жена дозвонилась наконец в милицию.
— Милиция? Вам это из дома господина Колечанского звонят. Улица Арпад, 17… Как меня-то зовут? А как — Кечкешне меня зовут. У нас в доме-то страшно сказать, что приключилось… Что-что?! Убийство — вот что! А мы только сейчас его открыли… Господин наш убитый лежит в своем кабинете. Голова на столе и вся в крови! Фамилия? Чья? Убитого-то? Господин Леринц Колечанский. Не можем мы никак войти в комнату. Кричали, звали, а он и не шевелится. Через окно кричали. Вот…
Она положила трубку и, обращаясь к мужу, пояснила:
— Сейчас, сказали, приедут.
— Милиция?
— Ну кто же еще? Они самые.
— В этот дом из милиции еще никогда не приезжали, — отметил вслух Кечкеш. Наклонившись к рюкзаку, он как человек, любящий во всем порядок, запихал банку с пиявками обратно в рюкзак и добавил: — Значит, сегодня нам с тобой рыбы на ужин не будет…
Но его хозяйку занимали в это время совсем иные мысли.
— Рыба рыбой! Ты вот скажи, что мы с тобой теперь вообще есть будем? Что с нами-то теперь будет? Вдруг он совсем помер? Куда пойдем-то? Что делать станем?.. — вслух размышляла она. — Ладно, старый, пошли-ка лучше на кухню…
И они уже направились было на кухню, но не успели сделать и несколько шагов, как зазвонил телефон.
Звонили из милиции. Дежурный. Хотел проверить правильность заявления. Кечкешне повторила в трубку еще раз все только что сказанное ею.
— Велели в дом никого не пускать, — сообщила она мужу. — А они сейчас приедут, сказали. Так что давай-ка мы пока позавтракаем. — И они пошли на кухню.
Кечкеш сел за стол напротив жены.
— А ведь выходит, что он и не ложился спать-то. А? Видать, всю ночь так за столом просидел, — пробормотал Кечкеш себе под нос, а затем по-стариковски, не спеша, вытащил из кармана пачку сигарет «Мункаш» и закурил. — Знать, удар с ним приключился…
— Какой удар? Что ты говоришь? Убили его! Кровь-то ты же сам видел! И окно было открыто… Теперь выселят нас отсюда, раз умер наш барин. И что теперь с нами-то будет? — снова огорченно завздыхала старушка.
— А ведь поболе, чем пятьдесят годков, прожили мы с тобой здесь, — добавил старик.
И оба замолчали. Старуха погрузилась в раздумье, а старик выкурил свою первую в этот день сигарету.
Не прошло и десяти минут, как у входа позвонили. Старики Кечкеши почти одновременно вскочили из-за стола.
— Сиди, я сама пойду открою, — сказала Кечкешне и засеменила к парадной двери.
— Доброе утро! — поздоровался один из мужчин, стоявших за дверью. — Я — майор Геленчер, — представился он и показал удостоверение. — Это дом Колечанского?
— Да.
— Вы Кечкешне?
— Я и есть.
— Это вы нам звонили?
— Я.
— А где сам Колечанский?
— В кабинете. Вечером, как обыкновенно, заперся у себя. А утром не выходит и не выходит. Тогда муж мой пойди да и загляни в окно. А он, барин то есть, голову уронил на стол и лежит. Ничком. И кровищи под ним на столе — лужа целая.
— Проводите нас, пожалуйста, в его кабинет.
Кечкешне повела представителей власти по коридору. Возле двери хозяйского кабинета она остановилась.
— Вот это и есть его кабинет. И значит, спальня. Изнутри на ключ заперта. Как уж мы ни стучали, ни барабанили — не отвечает. Тогда-то муженек мой и пошел в окно посмотреть…
— Где это окно?
— А оно, значит, с той стороны дома будет. Железной решеткой загорожено.
Геленчер кивнул одному из сопровождавших его сотрудников.
— Деметер, осмотрите, пожалуйста, дверь.
Пока майор Геленчер отдавал распоряжение следователю Беле Сабо пригласить двух жильцов из соседнего дома в понятые, — Деметер заглянул в замочную скважину массивной дубовой двери.
— Ключ в замке торчит, — доложил он, доставая из сумки свои инструменты. — Придется вам пару минуток потерпеть.
— Вы все же поторопитесь. Вдруг еще удастся спасти ему жизнь?!
Сам же Геленчер достал из кармана протокол, составленный на основании заявления Кечкешей, пробежал его и снова сунул в карман.
— Когда вы в последний раз видели Леринца Колечанского? — спросил он, обращаясь к Кечкешне.
— Вечером вчера.
— А что вы можете еще рассказать нам? Начиная со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра?
— Вчера вечером господин Колечанский сказал, что утром поедет на рыбалку с первым поездом. А нам с мужем велел приготовиться варить на ужин уху. Утром сегодня в шесть часов я, значит, поставила на газ кофейник, а сама пошла комнаты проветрить. Вдруг вижу, — с отвращением передернув плечами, пояснила Кечкешне, — по стене эти самые пиявки ползают.
— Какие еще пиявки? — удивился Геленчер.
— Вот именно какие! Вот такие! — Она показала, что пиявки были с палец толщиной.