— Да, правильно жена говорит, пиявки! — подтвердил Кечкеш, присоединившийся к собравшимся в коридоре. — Они из стеклянной банки вылезли. А потом расползлись по всей стене. Ну, жена моя, она, понятно, перепугалась. Как закричит!..
— Страх, как боюсь я их! — призналась старушка.
— Да откуда пиявки-то взялись?
— Откуда?! Из рюкзака, ясное дело. Господин Леринц сегодня на рыбалку собирались. Пиявки у него вместо червяков. На них карп клюет. Вот он, рюкзак-то его, — показал Кечкеш. — Он всегда рюкзак сюда пристраивал. Потому как тут похолоднее, чем в комнате.
— Вы в комнату к нему забирались через окно?
— Никак нет. Невозможно это: окно решеткой железной забрано.
— Чем занимался ваш господин Колечанский?
— Как он всегда говорил: «Человек свободной профессии», — поспешила упредить своего мужа старушка. — А что это значит, я и не знаю.
— На какие средства он жил?
— На проценты. От капитала. У него знаете сколько сберегательных книжек? Он-то ведь давно уж нигде не работает. Много лет, поди.
— Сколько же точно?
— Да уж лет семь будет. А то, может быть, и все восемь. Дом этот весь — его собственный. Не казенный.
— Хозяин женат?
— Вдовый.
— А вы у него в услужении?
— Нет.
— Так кто же вы? Жильцы?
— Да, живем мы здесь. Уж лет пятьдесят.
— Платите ему квартплату?
— Ничего мы ему не платим. Убираемся. Сад в порядке содержим. Я вот еще и готовлю. Ему то есть стряпаю. Обед, ужин.
— Выходит, что все же служите вы у него? — настаивал Геленчер.
— Да нет же, говорю. Прежде — это верно. Было дело, служили. Муж мой в рабочих был. В магазине у господина Колечанского. А вот уж больше как двадцать лет не служим мы. Так нам и господин Колечанский объяснил. Только что живем у него здесь.
Геленчер оглядел с головы до ног худощавую, лет шестидесяти с небольшим женщину. Потом перевел взгляд на ее мужа, который ростом был лишь немного выше своей маленькой жены, но зато казался гораздо старше.
— Все ясно. Не служите у хозяина, но дом его в порядке содержите. И сад тоже. А вы, тетушка Кечкешне, еще и готовите на хозяина. И что же, он вам платит за все это?
— Иногда подарком каким одарит.
— Ой, как хотелось бы мне побеседовать с этим господином Колечанским! — помрачнев, пробормотал Геленчер. В голосе его зазвучали угрожающие потки.
— Замок я отомкнул. Но дверь изнутри еще и на цепочку заперта. А через щель ее не снимешь, — доложил шефу Деметер.
— Да обрежьте вы эту цепочку! Только побыстрее!
Деметер и его помощник тотчас же принялись пилить дверную цепочку, а Геленчер продолжал расспрашивать старушку Кечкешне:
— Как ваше полное имя?
— Кечкеш Палне. Но господин Колечанский звал меня просто тетушкой Мари.
— Можно, я тоже буду вас так звать? — спросил разрешения Геленчер и подал руку старушке.
— Конечно, пожалуйста.
— Тетушка Мари, а скажите вы нам: вчера вечером или сегодня рано утром вы не слышали каких-нибудь голосов в комнате?
— Мы спать в девять часов ложимся. Так что ничегошеньки я не слышала. Да и далеко от нас эта его комната.
— А кто-нибудь приходил сюда вчера вечером?
— Нет, никто не приходил.
— А скажите, чем занимался господин Колечанский, пока он еще работал? Если вообще когда-нибудь работал…
— Ну поначалу он торговлей кожами занимался. Потом мастерскую держал по ремонту автомобилей. Ну и ее он тоже вскоре закрыл.
— Сколько же лет было господину Колечанскому?
— А пятьдесят два года было ему, — не задумываясь ответила Кечкешне. — Когда меня сюда в услужение взяли, ему как раз два годика миновало.
— Так с тех пор вы здесь и живете? Ну, тогда вы хорошо должны знать погибшего.
— Да уж на этом свете лучше меня никто не может его знать…
Тем временем цепочка, перекрывавшая вход в комнату, была перерезана. Деметер быстрым взглядом окинул представшую перед ним картину: за письменным столом, стоявшим посередине комнаты, неподвижно сидел мужчина в белой, запачканной кровью рубашке. Он не просто склонился над столом — голова его безжизненно лежала на полированной поверхности, а лицо тоже было в крови, уже начинавшей чернеть.
— Господин Леринц! — взвизгнула Кечкешне.
— Убийство! — констатировал Деметер и распахнул вторую створку двери.
— Никому не входить! — повысив голос, скомандовал Геленчер. — Вы тоже, тетушка Мари, не входите, пока мы не закончим осмотр. Манеки! Как обычно! — Он дал знак фотографу приступить к своим обязанностям.
Началась быстрая, но очень тщательная работа. Деметер то невооруженным глазом, то при помощи лупы искал во всех наиболее вероятных местах отпечатки пальцев. Фотограф по указанию врача сделал несколько снимков убитого. Сам Геленчер, стоя в дверях, набрасывал схему комнаты, обозначая на ней местонахождение предметов. В ходе осмотра места преступления он для себя сразу отметил, что умерший был, по-видимому, очень богатым человеком.
Но вот фотографирование закончена, и к телу убитого подошел врач. Геленчер воспользовался этим, чтобы расспросить Кечкешне, есть ли у покойного родственники.
Для записи показаний он включил магнитофон.
— А как же?! Трое. Две сестры и братец. Господин Янош и госпожи Адель и Эдит. Ну и опять же молодой барич. Балинт.
— Это кто?
— Сын госпожи Адель.
— Одним словом, племянник умершего?
— Да.
— Есть и другие родственники?
— У господина Яноша тоже есть детки. Сын и дочка. Возвратился Сабо с двумя понятыми. Геленчер прервал опрос Кечкешне и разъяснил понятым их права и обязанности, а затем попросил их встать в дверях и наблюдать за осмотром комнаты.
Наконец врач закончил обследование тела убитого.
— Смерть наступила около десяти часов тому назад, — объявил он. — Самоубийство, мне кажется, исключается.
— Понимаю, — кивнул Геленчер. Выслушав краткую аргументацию врача, он достал из кармана протокол опроса Кечкешей и, прижав его к гладкой поверхности двери, записал: «В связи с серьезными подозрениями на совершение убийства гражданина Колечанского неизвестными лицами постановляю: возбудить по данному факту уголовное дело и начать следствие». — Продолжайте, — кивнул он врачу. — Хотя нет, постойте. — Он подошел к телефону, набрал номер дежурной части и приказал немедленно выслать на место происшествия следственную группу, непременно включив в ее состав эксперта по оружию. Назвав адрес Колечанского, он распорядился также прислать санитарную машину за телом убитого.
— Обрати внимание, Геленчер! — подчеркнул врач. — Очень уж необычно выглядят нанесенные повреждения. Лицо, нос, лоб, шея и грудь — буквально все покрыто какими-то мелкими ранками. И ни одного пулевого ранения. Мне кажется, что рядом с жертвой что-то взорвалось. Произведен так называемый «холодный взрыв». Холодный! — повторил он. — Потому как нигде на теле я не нахожу ни следов копоти, ни ожогов. Взрывом также вдребезги разбит хрустальный стакан, стоявший на столе. От него уцелело только донышко. Необычный, странный, если хотите, единственный в своем роде случай… Так вот, осколки стекла нанесли проникающее ранение в сердце. Этим, вероятнее всего, и вызвана смерть. Более точный ответ на вопрос о ее причине дадут, конечно, результаты вскрытия. Пострадавший скончался приблизительно между девятнадцатью и двадцатью двумя часами. Во всяком случае, никак не позже двадцати двух… Как я уже отметил, он умер скорее всего от руки другого человека. — Врач сделал знак Геленчеру выключить магнитофон. — Смерть последовала через несколько секунд после взрыва, потому что осколки проникли не только в сердце, но через глаз также и в мозг. А вот что именно взорвалось — понятия не имею…
— Ну, это установят эксперты. Единственно, о чем прошу вас, — поторопитесь со вскрытием.
— Сделаем.
Труп увезли. Уехал и врач. Сам Геленчер, узнав, что следственная группа прибыла, тоже хотел было покинуть комнату. Но его вдруг задержала старушка Кечкешне.