В своей квартире он чувствовал себя непрошеным гостем, беспокойство гнало его из коридора на кухню, оттуда в комнату и обратно — маятниковым бессмысленным движением зверя, запертого в клетке. Он не мог ни на чем сосредоточиться. Знакомая, приятная до сих пор обстановка показалась ему совершенно чужой. Повсюду валялись открытые коробки, покупки, сделанные Ирэной в Варшаве. Черный выходной костюм висел на спинке стула. Казалось, все эти предметы, выброшенные ничего не понимающей Ирэной, фактом своего существования демонстрировали фальшь и двусмысленность создавшейся ситуации. Он сорвал парадный пиджак со стула и бросил его в шкаф. Стало легче. Именно пиджак больше всего действовал на нервы, напоминая о том, что ему предстояло сделать завтра, послезавтра, что он будет делать всегда, в то время как он уже не был способен ни на какие бессмысленные жертвы.
Кто-то позвонил в дверь. В первый момент он решил не открывать. Сделать вид, что его нет. Потом подумал, что это, может быть, кто-нибудь с электростанции или почтальон. Ирэна теперь все время ждала почтальона.
Мужчины, Стоявшие на лестничной клетке, были ему незнакомы. Что-то сразу ему подсказало, что лучше с ними и не знакомиться.
— Пан Ежи Ковалик? — спросил один из них.
— Можно войти?
Не дожидаясь приглашения, мужчина вошел в квартиру и осмотрелся, хотя сделал это естественно и недемонстративно. Второй, его товарищ, сохранял определенную дистанцию, как будто был его подчиненным.
— Я пришел к вам по делу об убийстве часовщика из Брудно Александра Кропивницкого, — сразу сообщил капитан Корда.
«Какое сегодня число? Первое декабря. Да. Месяц. Тридцать дней. Быстро».
— Понятно, — ответил он и сам удивился, что так великолепно владеет собой. Он инстинктивно защищался, не приняв еще такого решения. — Чем могу быть полезен?
Капитан отодвинул какой-то развернутый пакет, лежавший на диване, и сел, предлагая Ковалику последовать его примеру. Второй мужчина встал у окна.
— Я мог бы играть с вами в очень длинное и очень мучительное для вас следствие, — объяснил капитан Корда спокойно. — Я мог бы при помощи системы вопросов и ответов устанавливать шаг за шагом все ваши действия на протяжении двадцати восьми лет. Без малого. Я запросто мог бы рассказать вам всю вашу жизнь. Но... это нам не нужно. У нас в руках все доказательства, а я не люблю мучить даже преступников без особой необходимости. В вашем случае ее нет. Пожалуйста, взгляните, на это.
Без всякого волнения он взял из рук капитана фотографии. Свою он сразу отложил на столик, с другой на него смотрело молодое улыбающееся лицо Ежи Ковалика. Он смотрел на него дольше, чем надо было для опознания парня, погибшего от рук жандармов. Впрочем, лицо Ежи всегда жило в его памяти.
— Я не понимаю, для чего вы мне показываете чью-то фотографию?
Капитан Корда улыбнулся почти весело.
— Вы хотите со мною поговорить? Хорошо. Но запомните, что это ваше решение. Вы хотите меня убедить, что не знаете этого парня. Но вы ведь знали его, правда?
— Возможно. Во время войны я встречал много разных людей.
— Удивительное дело, — позволил себе сыронизировать капитан. — Половину жизни вы живете под фамилией этого парня и точно не знаете, кто он такой?
«Люди рассказывают, что страх парализует руки, поднимает волосы на голове, обливает потом, — подумал он с удивлением. — Может быть, я уже не способен бояться? Мне так все глубоко безразлично. Наконец найду покой!»
— Как вы мне это докажете? — спросил он почти с любопытством.
Капитан знал, что перед ним человек, который вот уже несколько минут освобождается от самого себя, стоит рядом с собственной жизнью и судьбой, глядит на себя со стороны, осматривает кого-то, кто его уже мало интересует. С этим он встречался, но не так уж часто.
— Не будем тратить время, — сказал он громко. — Живы брат и сестра Ковалика. Вы пользовались его метрикой. Найти человека, зная все его данные, дело нетрудное. Мы представили родным Ковалика ваши фотографии, они совершенно не совпадали с теми, которые есть у семьи. Бережно хранимые, вот так-то. Младший сын Вавжона погиб при нелепых обстоятельствах, они все время надеялись, что он жив, что его только унес военный ураган.
— И заявится богатым дядюшкой из Америки, — съязвил мужчина, глядя прямо в глаза капитана.
— Вы похоронили его под своей фамилией, пан Олендэрчик, да?
Мужчина вздрогнул. Выражение беспомощности, очень человеческое, появилось у него на лице. Он уже забыл свою фамилию. И был уверен, что никогда ее не услышит. Она прозвучала как выстрел, а может быть, еще сильнее. Как эхо прошлого.