На вечернем заседании делегаты начали задавать вопросы. Спрашивали сначала робко, но потом разошлись и вопросы посыпались один за другим. Лха-бээла пот прошиб.
— Нойон долго говорил о своем уважении к демократии, а почему он не далее как в прошлом году заставил аратов платить фирме проценты за долги? Откуда взялись эти долги? А вот откуда. Нойон еще при маньчжурах занимал в Пекине деньги, чтобы купить себе звание бээла. Почему же народ должен расплачиваться за его чины? — говорил тайджи Насанцокто.
Недаром состоятельные тайджи всегда недолюбливали этого голяка! Они еще совсем недавно ехидно посмеивались над старичком, называя его учеником дзанги Чулуна. Кто-то в насмешку предложил ему вместе с джинсом и косу снять.
— А что, и сниму! Почему, спрашивается, я обязан носить этот позорный знак маньчжурского рабства? — сердито огрызался старик и одним из первых в хошуне отрезал косу.
После Насанцокто к нойону обратилась Цэцэнбилигт:
— Известно ли правителю, что Лодой-бээс купил начальника судебного отдела хошунного управления Балбара? — допрашивала девушка, негодующе сверкая черными, как ночь, глазами.
Наконец осмелилась и Тансаг:
— Прошлой весной купец-китаец именем начальника хошунного управления требовал у аратов коней для своих поездок. Лошадь старой Цэгмэд, Восточной бабушки, сбросила купца, и у него сломалось седло. Вы приказали взыскать со старухи за сломанное седло тридцать лан серебром. А вот тут говорят, что за убийство Чулуна с Лодоя взыскали всего двадцать один лан. Что же, выходит, жизнь человека дешевле седла торговца?
— В хошунном монастыре тьма-тьмущая лам, которые носят дамскую рясу только для видимости. Ведут они жизнь совсем не монашескую: торгуют, пьянствуют, развратничают. Как смотрит нойон на подобные явления? В какую графу они у вас в докладе попали? В графу лам или мирян? — спрашивал нойона другой делегат.
Вопросы все сыпались и сыпались.
— Говорят, перед открытием хошунного хурала, — сказал другой делегат, — монастырские ламы по вашему приказанию совершили жертвоприношения грозным духам, чтобы подавить врагов и обезвредить злые языки и рты. Что же это за враги и какие злые языки и рты они хотят обезвредить?
Вопросы становились все язвительнее. Кто бы мог подумать, что вчера еще бесправные люди способны так говорить с нойоном.
Лха-бээл растерялся. Растерялся впервые за всю свою жизнь.
Случалось ему бывать и в далеком Пекине, и в блестящей свите чванливых вельмож, и на аудиенции у самого императора Гуань Сюя, но нигде он так не терялся. "Бывал я не раз на приемах у повелителя монголов богдо-хана, среди ханов, принцев, князей, но никогда мне не приходилось испытывать такого чувства беспомощности, какое я испытываю сейчас. И перед кем? Перед двумя десятками моих бывших рабов!" — негодовал князь, призывая на помощь Будду и всех гениев-хранителей.
"Ламы, учителя мои! Гении-хранители монастыря моего, помогите мне!" — мысленно взывал он, получая исписанные секретарем листочки с новыми вопросами. Сделав незаметно в рукаве дола молитвенный жест, он снова пачал отвечать.
На другой день начались прения. Работу хошунного управления критиковали резко. Выступили почти все делегаты. Они выявили немало фактов нарушений политики нового правительства.
Тансаг решительно потребовала отменить все несправедливые постановления, немедленно прогнать чиновников-хапуг и привлечь к ответственности Лодоя-бээса, Балбара и всех, кто использовал свое служебное положение в корыстных целях.
— Народная партия, наша родная власть открыла нам, темным людям, глаза. Мы уж теперь не те, какими были всего три года назад. Я требую, чтобы хошунное управление позаботилось о постройке школы. В положении о местной власти говорится, что школы должны быть во всех хошунах и сомонах. Подумать только! В нашем хошуне на триста неграмотных приходится всего один грамотей. Мы не желаем, чтобы и паши дети были такими же слепыми, какими были мы. Если потребуется, мы все будем помогать строить школу, — закончила свое выступление осмелевшая, прямо на глазах выросшая Тансаг.
За три дня работы хурала князь заметно осунулся. Куда девалась его былая спесь! Гомбо и Балбар сидели как пришибленные.
Хурал единодушно отстранил Лха-бээла от руководства хошунным управлением и избрал председателем хошуна Батбаяра. Новому руководству хошунным управлением было поручено отменить все несправедливые решения бывшего правителя. Хурал особо выделил вопрос о строительстве в этом же году начальной школы. Новый председатель был уполномочен передать школе все строительные материалы, заготовленные силами и средствами населения хошуна и первоначально предназначавшиеся для постройки еще одного храма в монастыре.
Хурал переименовал хошун. Теперь он стал называться хошуном горы Высокая благодать 1.
Закрывая чрезвычайный хурал, Батбаяр сказал:
— Благодарю вас, друзья и товарищи, за доверие. Вы избрали председателем хошуна старого арата. Это не случайно. Не я заслужил ваше доверие: вы доверяете мне потому, что верите Народной партии, членом которой я являюсь. Я постараюсь оправдать ваше доверие к партии. Наш вождь Сухэ-Батор завещал нам, аратам, зорко следить за тем, чтобы власть, которую мы завоевали такой дорогой ценой, не оказалась в руках иностранных захватчиков и монгольских феодалов. Чтобы отстоять свою свободу, мы должны беспощадно бороться с врагами и идти дальше. Этот завет мы не забудем никогда. Мы отдадим народной революции все силы и все помыслы наши.
В те годы степь еще аплодисментов не знала. Внимательно выслушав первого народного председателя хошуна, делегаты дружно крикнули:
— Правильно!
Все громко запели Интернационал — партийный гимн. Начал новый глава хошуна, остальные подхватили.
X
Открытие хошунной школы
Хамза Хаким-задэ
Оживленно, многолюдно стало около хошунного управления. На длиннорогих косматых яках возили строительный лес, камень, кирпич. Заливисто скрипели телеги, весело перекликаясь, постукивали топоры и долота, пронзительно визжали пилы; слышалась монгольская, русская, китайская речь. Десятки палаток появились вокруг строительной площадки. Ван-старший, приглашенный на строительство Насанбатом, директором будущей школы, к великому своему удовольствию, встретился здесь со своим младшим братом. Они вовсю хлопотали на берегу реки, где хошунное управление отвело землю под школьный огород. Друг Батбаяра, старый Иван, привел с собой артель опытных плотников-сибиряков. Они ставили сруб школы фасадом на юг. По обеим сторонам школьного здания будут квартиры для учителей, общежитие для школьников и помещения для кухни и столовой. Под навесом монастырские ламы-мастеровые по чертежам Насанбата изготовляли парты, школьные доски, книжные шкафы. Иногда на стройку заглядывали родители будущих школьников. Они привозили в подарок строителям бурдюки кумыса, тарак [161] в жбанах и в бурдюках.
Вместе со своим приятелем Иваном на стройку ежедневно наведывался и новый председатель хошуна Батбаяр.
— Завтра будем матицу[162] класть. — сказал старый плотник-сибиряк. По вечерам этот старик вместо отдыха вырезал ложки для будущих школьников.
На торжество укладки матицы народу собралось немало. Тут были все строители, все служащие хошунного управления и все араты, оказавшиеся в тот день в хошуне. Батбаяр специально пригласил Тансаг.
К обоим назам приставили лестницы. Батбаяр с хадаком в руке подошел к западной стене будущей школы, повернулся лицом на восток и торжественно произнес: