— Как хорошо вы сказали! — горячо шепнула ей Чжан-ши. — Я недавно получила письмо из Москвы, от дочери. Она кончает рабфак и будет учиться на врача. А сын пишет из Улан-Батора, что осенью поедет в Ленинградское артиллерийское училище. Пусть и ваш Олзбай поступит в улан-баторскую среднюю школу. А потом, может быть, тоже поедет учиться в Советский Союз.
— Спасибо за добрый совет, — шепотом ответила Тансаг. — Попросите Насанбата включить моего сына в список.
Насанбат объявил небольшой перерыв, после которого начнется концерт.
Табхаю еще в Улан-Баторе на педагогических курсах приходилось наблюдать в небольшой телескоп фазы Луны. Этот телескоп достался курсантам из имущества богдо-хана.
Табхай установил телескоп, подаренный Михаилом, во дворе школы, направил его на Луну и позвал посмотреть Батбаяра, деда Ивана, Петровну и всех желающих. Они подходили к телескопу по очереди.
— Так вот она, Луна-то, какая!
Прозвучал гонг, приглашая гостей в зрительный зал. Хор школьников исполнил величальную в честь гостей. Потом пели народные, партизанские и пионерские песни. Юных певцов и музыкантов встречали горячо.
В конце выступил старик хуурчи. Он вышел на сцену с хууром, украшенным конской головой, и пропел благопожелание. Он пожелал школьникам успехов, родителям — счастья и радости, а родной земле — расцвета.
XV
Счастливая семья
— Так вот я какая! — изумлялась Цэрэн, любуясь на себя в новое овальное зеркальце.
Из зеркала на нее смотрело смуглое лицо с высоким лбом, на котором уже заметны были морщинки. Тонкие черные брови дугой, нос с горбинкой, черные живые глаза, продолговатые, как листья ивы.
"Лет двадцать назад я, пожалуй, была недурна, — подумала Цэрэн. И вдруг смутилась и торопливо сунула зеркало в сундук. — Хорошо, что никто не видел, а то засмеяли бы. Замужняя женщина в годах перед зеркалом вертится!"
Цэрэн достала из сундука отрез темно-синего атласа и узкую полосу малинового китайского шелка. Тумэр из Улан-Батора прислал с караванщиками. Подарок! От сына! Она бережно погладила шелк огрубевшими, шершавыми руками и снова положила подарок в сундук.
Цэрэн задумалась. Тумэр уже третий год учится в уланбаторской средней школе. Как она тосковала первый год! Ночью проснется, достанет из-под подушки рубашку Тумора и жадно вдыхает родной, милый запах. Она из тысячи тысяч отличила бы его. Приходила весна, и она считала каждый денек, оставшийся до приезда сына. Когда же он прикатил на уртонной лошади с проводником, точно правительственный гонец, радости не было границ! Как он вырос! Стройный, еще по-мальчишески угловатый, но уже по плечо отцу. А мать теперь даже чуть-чуть пониже его. Давно ли, кажется, нянчила его, грудью кормила, от дурного глаза берегла. Да, время летит быстро…
Вспомнив, как однажды соседка посоветовала ей против испуга одно старинное средство, Цэрэн улыбнулась. Чтобы ребенок не пугался и не надрывался в плаче, надо было взять щепотку земли из-под кровати, по щепотке со всех четырех сторон очага, щепотку от порога, положить эту землю в фарфоровую чашку с водой (непременно фарфоровую), вынести из юрты и выплеснуть. А потом засунуть чашку вверх дном за войлок, которым покрыта юрта. И обязательно с юго-западной стороны. Когда Тумэр начинал плакать, она украдкой не раз проделывала это. И… казалось, помогало. А теперь Тумэр уже совсем большой. И грамотнее отца стал.
Прошлым летом он собрал соседей и показал им один фокус. Капнул чем-то белым из пузырька в стакан с водой, и вода эта — ну точно по волшебству! — сразу покраснела. А в другой раз Тумэр еще больше удивил стариков. Мальчик объявил им, что в накрытый блюдцем стакан соберет дым из всех их трубок. На глазах у всех он перевернул блюдце со стаканом вместе, и от блюдца вверх, ко дну стакана, потянулся белый дымок. Тумэр потом объяснял, в чем тут дело. Есть, говорит, науки такие — химия и физика.
А когда старики рассказали Тумэру, как один бадарчи бросал в воду кусок свинца и этот свинец вспыхивал ярким огнем, сын только рассмеялся. В школе, сказал он, нам это на уроках показывают, и назвал этот свинец нат… нат… Ах ты боже мой, опять забыла мудреное слово!
По словам Тумэра выходило, что бадарчи просто обманывал темных людей, и старики согласились с ним. Это с мальчишкой-то! Разве такое раньше бывало?
Она вспомнила бадарчи, который с важным видом разъезжал на сивом яке, пока Лха-бээл не отравил его.
Цэрэн было приятно слушать рассказы сына. Она гордилась им. Но вот пришла пора и ее первенец едет учиться в далекую Москву.
Еще когда он был совсем маленьким, Тумэр упорно твердил, что обязательно поедет учиться в Москву. И вот мечты его сбылись!
Цэрэн припомнилось, как ламы распространяли слухи, один нелепее другого, о молодых монголах, посланных народной властью учиться в Москву. Они уверяли, что их и в живых давно уже нет, что увезли их обманом, чтобы принести в жертву гению знамени красных. Она не знала, верить или не верить этим слухам, и решила посоветоваться с Батбаяром. А у того как раз в это время гостил дед Иван.
Вспомнив это, Цэрэп тихо рассмеялась. Выслушав её, оба старика хохотали до слез. Они объяснили ей, что у русских таких обычаев вовсе нет, что все эти нелепые выдумки — злобная клевета тех, кому народная революция поперек горла. Какие чудные времена настали! Лам раньше считали наставниками, люди во всем советовались с ними, прислушивались к каждому их слову. И вдруг оказывается, что ламы обманывают народ.
Около юрты послышались шаги. Вошла Адия, соседка, пышущая здоровьем молодая женщина. Темные густые брови ярко оттеняли блеск ее больших раскосых глаз. Ее ослепительно-белым зубам, сочным, ярким губам позавидовали бы и горожанки.
— Что-то у меня тарак не заквашивается. Дайте мне на закваску вашего. Я уж чем только не пробовала заквашивать — ничего не получается. Ну прямо хоть ламу зови читать Сутру Золотого блеска[168].
— Посуду надо промывать хорошенько, вот и получится. У меня в прошлом году так же вот тарак не заквашивался. Что, думаю, за притча? Я к сыну. Ну, Тумэр и объяснил мне, в чем дело. Посуду надо в чистоте держать. От грязи, видишь ли, заводятся какие-то бактерии. Они и мешают тараку заквашиваться. Я Тумэру сначала было не поверила. Не в том, думаю, дело. А он взял да и перемыл всю посуду, прожарил ее, и, представь, тарак на диво получился. А нам твердили: тарак-де оттого не получается, что злые духи посуду оскверняют. Все это враки!
Цэрэн зачерпнула тарака из чисто выскобленной кадушки, сделанной из целого дерева.
— А ламы говорят, что посуду мыть нельзя — счастье смоешь, — нерешительно возразила Адия, подставляя блюдо под тарак.
— Что-то я не замечала, чтобы бедняки становились счастливее от грязи. Тумэр правильно говорил: от грязи не только тарак не заквашивается, но и люди болеют. Это ему ученые люди рассказывали.
— Я-то не против, да бабка у нас не любит мыть, — вздохнула соседка. — Вон она идет сюда.
Тяжело шаркая ногами, опираясь на трость с позолоченной головой дракона вместо набалдашника, в юрту вошла дряхлая старушка. Адия пропустила ее и вышла. Старуха, кряхтя и охая, опустилась на постель и, часто моргая подслеповатыми глазами, медленно заговорила:
— Дочка! Пагма просит тебя дать ей какую-нибудь детскую одежонку. Она внука ждет, так ей нужна детская одежда из счастливой семьи.
Цэрэн было приятно, что ее семью считают счастливой, и в то же время в сердце шевельнулся страх: не сглазили бы ее счастья! Порывшись в сундуке, она достала поношенные штанишки Тумора.