— На, режь мою и развей по ветру волосы, что пахнут маньчжурской тюрьмой, — решился Алтанхояг.
XXI
Две козьи головы не вмещаются в один котел
Непрестанно твердят о десяти светлых добродетелях, ко и сердце и душа их погрязли в десяти черных пороках. Вот они, будды нового времени.
Путники перевалили через горную седловину. Впереди покачивался на большом белом верблюде здоровяк Бат-баяр. За ним следовал Джамба на высоком верблюде темной масти. Он вел за собою еще двух верблюдов, на которых были навьючены палатки и большие войлочные мешки, набитые дорожной утварью: тюфяками, котлами и таганами.
Позади всех, тоже на верблюдах, ехали Пагма и Дэрэн. Дэрэн вовремя заметила, что ехавший впереди Ширчин, задремав, чуть не свалился на землю. Ударив кнутом своего верблюда, она нагнала сына.
— Не дремли, сынок! Свалишься — шею сломаешь. Как только перевалим через седловину, спрыгни с верблюда и пробегись, вот и разгуляешься. Оттуда уже будет виден уртон. А в уртоне-то, как на Надоме[104]: богатые юрты, красивые палатки. Там всегда оживление.
— А скоро мы доедем? — спросил, оживившись, Ширчин.
— Теперь уже скоро, сынок, скоро.
И действительно, как только путешественники поднялись на перевал, перед ними в Онгинской долине развернулся целый город. Палатки, шатры, юрты. Яркие краски переливались в зареве заката, мелькали всадники в разноцветной одежде.
Это была поистине великолепная картина.
В центре высилась окруженная четырехугольной оградой из золотистого шелка огромная юрта, покрытая желтым шелком, блестевшим на солнце. Ее окружали богатые юрты с красными крышами; за кольцом этих юрт виднелось еще одно — из белых юрт, а дальше пестрели разноцветные палатки и шатры, тоже поставленные по кругу.
К этому красочному степному городку на верблюдах и лошадях приближалась внушительная процессия. Впереди ехали всадники на самых быстрых скакунах. В середине конной колонны покачивался желтый паланкин, сопровождаемый двумя всадниками в красных дэлах. Они держали громадный желтый шелковый зонт. За конной группой важно шагали сотни верблюдов. А по обеим сторонам колонны взад и вперед носились всадники в желтых, красных и синих дэлах.
При виде этого великолепия Дэрэн молитвенно сложила руки.
— Видишь, сынок, паланкин, над которым несут желтый шелковый зонт? — наклонилась она к Ширчину. — Это сам святейший. Какая большая свита у него! Одних груженых верблюдов не менее пятисот. Да запряженных в повозки лошадей, пожалуй, побольше двух сотен. А коней, которых ведут в поводу, и не счесть! Тебе нравится, сынок?
— Издали все это красиво, — вставил свое слово Батбаяр. — А попробуй сунься туда — спины не разогнешь. Одни князья да чиновники, только и знай на каждом шагу поклоны отвешивай.
Выбив пепел из своей неразлучной трубки, он спрятал ее за голенище и, заставив опуститься на колени своего громадного белого верблюда, удобно уселся на него.
А Джамба никак не мог справиться со своим верблюдом. Верблюд кричал, упрямился и не хотел становиться на колени. Джамба бестолково дергал его за повод, бил — все напрасно.
— Зря бьешь скотину. Совсем его задергал, вот он тебя и не слушается. А все потому, что не умеешь ты обращаться с животными. К ним надо подходить с лаской, ты же только и знаешь, что бить, — упрекал Джамбу Батбаяр.
Путники медленно спускались с перевала, навстречу им попался какой-то всадник в военной форме. Он оказался знакомым Батбаяра, рассказал, что ему приказано следить за порядком во время благословений. Показав кнутом в сторону палаток и походных коновязей, он сообщил, что для князей и других важных лиц отведено особое место.
Не то всерьез, не то в шутку Батбаяр спросил:
— Неужели и в аду нас будут делить на белую и черную кость?
— Не могу сказать, Батбаяр-гуай, — ответил стражник. — Я ведь служу у маньчжурского императора, а не у Эрлик номон-хана[105]. Вот моя бабка могла бы ответить поточнее. Мы ее недавно снесли на кладбище, думали, что померла, а она через два дня возьми да и вернись с того света[106]. И почудилось ей, что попала она там сначала в юрту Эрлик номон-хана, где людей делят на белую и черную кость. А юрта, говорит, эта вроде нашей канцелярии — такая же большая и дымная. Бабушка будто бы долго сидела там около ящика с аргалом и ждала, пока ее позовут. И вдруг почувствовала, что страшно продрогла. Тут она огляделась и поняла, что лежит в степи и что дождь хлещет. Она до нитки, говорит, промокла. Тогда она встала и с трудом доковыляла до дому. Мы ведь снесли ее только накануне и не успели еще откочевать на другое место. Вернулась она перед самым заходом солнца. Мы сначала своим глазам не поверили, перепугались до смерти. А когда разобрались, что ото наша бабушка, успокоились. Вот как я узнал, что юрта Эрлик номон-хана, в которой делят людей на черную и белую кость, ничуть не хуже нашей хошунной канцелярии.
— Верно, твоей бабушке нигде, кроме хошунной канцелярии, и бывать не проходилось?
— Это правда. Да и там-то она была всего один раз. — И, желая показать, что он-то знает побольше бабки, солдат принялся рассказывать о готовящейся церемонии.
— Из Урги, — начал он, — пришло распоряжение — выставить на пути следования Далай-ламы в каждом уртоне по триста лошадей, по пятьдесят отборных верблюдов с упряжью, по сто двадцать подвод, по пятнадцать юрт с красной крышей и коврами, по пятнадцать юрт из белого войлока, по двадцать цветных палаток и шатров, по тридцать жирных баранов и по пятнадцать плиток кирпичного чая да еще много масла, молока и других продуктов. Потом приказали приготовить для маньчжурских амбаней, министров, послов богдо, нойонов и чиновников, сопровождающих ламу, каждому то, что полагается по чину — юрты, палатки, подводы, лошадей и верблюдов. А для проверки, как готовятся к встрече в уртонах, послали специальных людей.
Джамба жадно слушал рассказ стражника.
— Мы вот тоже хотим получить благословение Далай-ламы, но нам, наверное, раньше завтрашнего дня не попасть к нему? — спросил он.
— Я вас сведу с тибетцем-переводчиком; у него вы узнаете обо всем подробно. Какое вы хотите получить благословение — через жезл или от руки самого Далай-ламы?
— Нам бы хотелось самим увидеть воплощение Авалокитешвары[107] и получить благословение от его божественной руки, — сказала Пагма.
— Тогда глава семьи или старший среди вас должен внести в казну Далай-ламы пять ланов серебром, а с ним и вы все пройдете.
За разговорами они не заметили, как доехали до места, где было разрешено останавливаться паломникам.
Пока ставили палатку и готовились к ночлегу, Батбаир и Джамба успели сходить к тибетцу-переводчику. Они внесли пять ланов серебром и получили наставление, как вести себя у Далай-ламы.
На обратном пути Батбаяр зашел в палатку стражников, где встретил старого знакомого Дэмчига. Дэмчиг принял Батбаяра радушно и, угостив чаем, рассказал то, что он знал о приезде Далай-ламы в Монголию.
— Мне рассказывали тибетцы-переводчики, что английские войска захватили недавно столицу Тибета Лхасу. Командующий английскими войсками коварно обманул тибетцев. Он обратился к пограничным войскам, стоявшим на реке Чумби, с предложением перемирия, а когда они его приняли, воспользовался этим и, открыв огонь из скорострельных ружей, перебил четыре тысячи тибетцев. Так он расчистил дорогу на Лхасу. Вот святейший и выехал из Лхасы в Монголию, намереваясь просить помощи у России.
— Старики говорят, — продолжал Дэмчиг, — что Монголии без России тоже не избавиться от иноземных завоевателей, что настанет время, когда русский и монгол станут братьями. Не зря святейший прибыл из далекого снежного Тибета просить у них помощи. Может, и мы наконец освободимся от маньчжуров. Но их тоже вокруг пальца не обведешь. Они запретили Далай-ламе выезжать за пределы государства и приставили к нему министра-амбаня, который ездит теперь в его свите. С виду-то они относятся к Далай-ламе с почтением, а на деле глаз с него не спускают, за каждым шагом его следят. И нам приказали докладывать амбаню все, что народ говорит о Далай-ламе и богдо. Вот и барахтаемся, как свиньи в грязи, — возмущался старый Дэмчиг. — Но мы-то не из тех, кто зря чернит неповинных людей… Правда, толкуют, что амбань подкупил кое-кого из свиты Далай-ламы, говорят, что и среди наших лам и чиновников тоже есть доносчики. Но и у Далай-ламы есть верные люди, они за версту чуют предателей. Вот завтра увидите, как они отделали некоторых послов нашего богдо — все в синяках, страшно взглянуть! И поделом, ведь они всех аратов замордовали, всех уртонных лошадей загоняли, пьянствуют да безобразничают — и слова не скажи, любому, кто под руку попадет, достанется. Привыкли безнаказанно издеваться над людьми. И очень хорошо, что их наконец-то проучили! Они и сюда приехали вдрызг пьяные. Их плети ходили по спинам аратов прямо во время благословения. Они и в юрту Далай-ламы ввалились, да не тут-то было, устроили нм встречу тибетцы. Дали жару. Все морды разукрасили синяками, а кое-кого избили основательно… Нашла коса на камень! Ну а народ радовался, ведь многим от них досталось, — закончил свой рассказ Дэмчиг.