— Монгольские министерства распущены, министры сдают печати и дела китайскому уполномоченному. Писаря и все другие низшие служащие уволены, но, если ты желаешь, можешь подать заявление с просьбой о зачислении в китайское Управление по делам Северо-западного края. Таким, как ты, нетрудно найти работу. Гамины охотно берут людей, знающих китайский язык, — Так утешал Насанбата его бывший начальник, думая, что юноша огорчен тем, что остался без работы. Чтобы успокоить его, он сказал Насанбату еще несколько утешительных слов. Но тот, к его удивлению, наотрез отказался служить у оккупантов.
На улице Насанбата догнал курьер министерства и шепнул:
— Ты, сынок, поди получи хоть жалованье, ни к чему оставлять деньги черномундирникам!
— Ты прав, уважаемый, — согласился Насанбат.
— Прав-то прав, а вот откровенничать со своим бывшим начальником не следовало. Разве ты не знаешь, что это известный доносчик? Он еще при маньчжурах прославился на всю Ургу. Будь уверен, он передаст кому следует все, что ты сказал, да еще от себя прибавит, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами.
Через несколько дней министерство по делам Северо-западного края объявило, что монгольские министерства и ведомства передали все дела и теперь всем ведает Управление по делам Северо-западного края.
Первыми, как и следовало ожидать, в новое управление явились представители торговых фирм и ростовщики. Они настоятельно просили, чтобы им разрешили взыскать с монгольских хошунов старые долги. Чиновники издавна привыкли извлекать для себя выгоду в подобных делах.
Превращение Монголии в Северо-западный кран Китая солдаты оккупационных войск поняли по-своему. Без стеснения бродили они по айлам, бесчинствуя и мародерствуя. Не трогали они только тех, кто предъявлял им визитную карточку китайского офицера. Эти карточки стали новыми "ангелами-хранителями", с их помощью девушки могли избавиться от приставания солдат, которые знали по-монгольски одно только слово "девушка". Предприимчивые китайские офицеры сумели превратить эти визитные карточки в доходную статью.
А что же стало с монгольской армией? Генерал Сюй в первую очередь разоружил и распустил монгольские войска, расквартированные в Урге. С пограничными частями, стоявшими заслонами на юго-западной, южной и юго-восточной границах Монголии, обошлись совсем худо: Сюй лишил их проездных, и пограничники брели домой пешком. По пустыням и конным-то было трудно пробираться, что же говорить о пеших? Многие замерзли в пути, так и не увидев родной юрты.
Так завершился год Желтой овцы — девятый год возведения хана на монгольский престол.
XXII
Надежды на год Белой курицы[151]
Из искры возгорится пламя.
Из ответа Одоевского Пушкину
В Урге вдруг стали появляться листовки, призывающие народ к борьбе с захватчиками. Их обнаруживали даже там, где денно и нощно дежурила вооруженная охрана. Однажды листовки обнаружили на дверях Управления по делам Северо-западного края. Кто-то бесстрашно расклеил их среди объявлений оккупационных войск. Листовки появлялись на молитвенных цилиндрах, расположенных вокруг монастыря Гандян, их находили и на обелиске-субургане, мимо которого прогоняли скот на убой, чтобы на том свете он обрел более достойную жизнь. Листовки появились и на воротах с изображением гениев-хранителей в усадьбах князей, сотрудничавших с оккупантами.
Листовки писались иногда на продолговатых листках, напоминавших страницы священных книг. Писали их и монгольским алфавитом и тибетским. Часто, найдя листовку, китайский полицейский принимал ее за листок из сутры и вешал повыше, чтобы виднее было, или засовывал в молитвенный цилиндр, чтобы на нее — боже упаси! — не наступил кто-нибудь или не помочилась собака.
В листовках разъяснялась реакционная политика захватчиков, разоблачалась измена бывших правителей Монголии. Листовки опровергали провокационные слухи, распространяемые в Урге белогвардейцами, призывали противиться всем мероприятиям захватчиков, разъясняли задачи монгольского народа.
И эти маленькие листки делали большое дело — они учили народ распознавать истинных друзей и врагов. Они разъясняли, что ни командующий Сюй Шу-чжен, ни Чен И не представляют китайский народ, не выражают его интересов, так же как не выражают интересов монгольского парода ламы и нойоны, продавшие свою родину, что между монгольским и китайским народами нет и не может быть никакой вражды.
После того как перестала выходить единственная в городе монгольская "Столичная газета", населению оставалось только питаться слухами. И тут помнились листовки. Они несли народу правду, укрепляли его надежду на избавление от захватчиков, звали всех на непримиримую борьбу с оккупантами.
Слава об этих листках пошла по всей стране. О них заговорили даже в далеких кочевьях.
Но в стане врага встревожились. Оккупанты скоро разобрались: эти листки распространяют не одиночки, а крепко спаянная организация, связанная с народными массами. Полицейские ищейки сбились с ног, пытаясь напасть на след этой организации, но не могли раскрыть ее. Правая рука Сюя — начальник тайной полиции грыз ногти от злости.
Решили прибегнуть к заклинаниям и молебнам. Но и это не помогло. И лишь коварство продажных душонок и болтливость некоторых "друзей" сделали свое дело.
Придворный лама проболтался красавице шпионке, что богдо-хан отправил какое-то письмо привительству красной России. Чтобы завоевать сердце осведомительницы, лама стал посвящать коварную красотку во все придворные тайны. Сообщил он ей, что хан послал три секретных письма. Одно письмо с просьбой о помощи хан поручил Дамдинбазару передать американскому президенту, второе письмо такого же содержания было передано министру Цэцэн-вану для вручения японскому правительству, и третье было направлено через чиновника Жамьяна правительству Советской России.
Прежде чем подписать третье письмо, хан целый день раздумывал, колебался, и только глубокой ночью, когда из Гандана и Дзун-хурэна, сразу от трех астрологов, пришел утвердительный ответ, он поставил свою подпись.
Не подписать было нельзя. Габджи[152] — лама Дамдинсурэн из Гандана считался проницательным ясновидцем. Он утверждал, что красная России обязательно поможет, хотя срока и не указывал.
Астролог из Дзун-хурэна Чултэм тоже подтвердил, что просьба хана будет удовлетворена и ничто не сможет этому помешать.
Цэрэндорж-лама из того же монастыря в своих предсказаниях пошел еще дальше: "Ничто не помешает заключению договора с этой страной, и этот договор сделает Монголию могучей, как лев, и свободной, как сказочная царь-птица Гаруди, парящая в воздухе с широко распростертыми крыльями".
Получив ответы астрологов, хан долго находился в раздумье и наконец поздно ночью подписал письма.
Но, по правде говоря, сам хан не придавал большого значения третьему письму. Кажется, все свои надежды он возлагал на первые два. И вообще третье письмо его вынудил подписать великий лама учения "Дуйнхор". Пунцагдорж. А составил его сам Жамьян.
— Да и мог ли хан не подписать третье письмо, если настоятель монастыря Дуйнхара видел, как он поставил подписи под двумя другими? — говорил своей красавице словоохотливый придворный лама.
Начальник тайной полиции, выслушав донесение шпионки, довольно потер руки. Он выдал этой девице большую денежную награду. Теперь болтливый лама в его руках, теперь он будет сообщать о каждом шаге слепого хана.
Так оно и случилось. Узнав о письмах, оккупационные власти, разумеется, особенно заинтересовались третьим письмом. Они начали доискиваться, каким образом это письмо отправили в Россию. Было установлено, что перед тем как дать третье письмо хану на подпись, с чиновником, хорошо знавшим границу с Россией, тайно выезжал куда-то из Урги некий Чойбалсан. Дополнительно выяснилось, что этот Чойбалсан был одним из немногих представителей монгольской молодежи, посланной учиться в Россию еще покойным Ханда-ваном, известным русофилом, министром иностранных дел автономной Монголии, который ведал и вопросами просвещения.