Нужно было ехать к богдо еще и потому, что продолжало существовать "ургинское восстановленное правительство" наряду с Временным народным правительством, созданным после победы народной армии.
Как только в Зеленом дворце заметили приближающуюся делегацию народного правительства, там началась суматоха; придворные ламы, прислуга, привратники сновали взад и вперед, еще бы — пожаловал великий полководец народной армии. Сухэ-Батора встретили с поклонами и препроводили в приемный зал, согласно всем правилам церемонии. "Высочайшего утверждения свода законов Монгольского государства". Богдо-хан восседал на троне с перламутровой инкрустацией, рядом на таком же троне сидела его супруга, мать-покровительница государства.
Богдо был в парадных одеждах и украшениях, которые он надевал для особо важных приемов. Глаза его уже почти ничего не видели, и, чтобы скрыть это, он надел большие очки с дымчатыми стеклами. Как все слепые, он напряженно прислушивался, боясь пропустить хоть один звук.
Согласно церемониалу, пожаловавший на прием главком Сухэ-Батор и сопровождающие его министры подошли к богдо, чтобы получить благословение его десницы, а затем направились туда, где обычно сидят министры, прибывшие на прием. Выждав, пока министры займут свои места, богдо, не меняя позы, по-прежнему напряженно вытянув шею и прислушиваясь, хриплым голосом спросил:
— Как здоровье полководца? Благополучен ли был ваш путь?
— Удача сопутствовала нам, все великие дела народные, что были задуманы, исполнены.
Когда были исчерпаны все слова, положенные при официальной церемонии, полководцу преподнесли угощение. Пробуя угощение, Сухэ-Батор отметил, что богдо сильно постарел, а лицо матери-покровительницы расплылось и обрюзгло.
Мать-покровительница не сводила глаз с мужественного полководца Сухэ, воинская доблесть которого была известна повсюду. В парадном одеянии, затканном драгоценно-стями, она, не шелохнувшись, восседала на инкрустированном перламутром троне. И хотя она напоминала изваяние бурхана, на лице ханши читалась какая-то мучительная мысль.
При этом официальном визите не полагалось вести делового разговора. Пригубив чая, отведав угощенья, Сухэ-Батор и министры удалились.
Министры столичного правительства были озабочены встречей полководца, который нанес визит богдо. Упустив возможность встретить Сухэ-Батора раньше, министры собрались теперь я военном министерстве, чтобы принять его.
— Кого послать встретить его? Как быть? — обратился с вопросом к исполнявшему обязанности премьер-министра Манджушри хутухте курносый Цэвэн.
Перебирая сандаловые четки, распространявшие приятный аромат, тот ответил:
— В самом деле, уважаемый министр, кого бы послать?
— От представителей религии следует послать ламу-настоятеля Пулцагдоржа. Он ведь помог заполучить письмо с печатью богдо-хана, когда Монголия обращалась за помощью к Советам. Что, если послать Магсара — находчивого бээла? Сын его Дугаржав в рядах бойцов у Сухэ-Батора. Можно считать, что Ма-бээл почти красный.
На том и порешили. Посланцы отправились на встречу с Сухэ-Батором.
По дороге лама-настоятель тихо сказал своему спутнику.
— Ма-бээл, я ведь всего-навсего смиренный монах, ничего не знаю, кроме чтения молитв. Я не знаю, как следует держаться с этим воинственным полководцем народной армии. Вы же — лев, государственный министр, знаток всех тонкостей церемониала. Поэтому я буду просто представителем от ламства, а вы уж говорите всякие нужные слова. А вот, кажется, и они.
— Ну что ж, будем приветствовать его как полководца армии-победительницы.
Они поскакали навстречу всадникам, показавшимся со стороны Зеленого дворца. Приблизившись к Сухэ-Батору, они спешились и поклонились, как полагалось при встрече с человеком более высокого звания. Сухэ-Батор ответил официальным приветствием и спросил:
— А где сейчас находятся ургинские министры?
— Все собрались в военном министерстве.
Около военного министерства у них почтительно приняли коней. Когда вместе с ламой-настоятелем и находчивым бээлом они появились в дверях, министры пришли в замешательство — раньше Сухэ-Батор был всего-навсего маленьким чином в хужир-буланском полку, а теперь стал командующим народной армии, членом народного Временного правительства.
Сухэ-Батор подождал, пока уляжется смятение лам и нойонов.
— Представители нашего народа, уполномоченные богдо-ханом и вами всеми — ламами и нойонами, — сказал он, — получили поддержку у великой России, изгнали иноземных захватчиков и сделали нашу страну независимой. Барон Унгери восстановил якобы автономное правительство. Однако эта акция была неправомочной. По желанию народных масс, издавна мечтавших об освобождении страны от внешних и внутренних угнетателей, было создано народное Временное правительство. Оно дало народу свободу, за которую мы сражались, не щадя жизни. Сейчас его главная задача — экономические преобразования в стране.
Поскольку все вы — ламы и нойоны — не оказали сопротивления и даже приняли меры к тому, чтобы обеспечить спокойствие в столице, мы прибыли сюда сообщить вам, что богдо провозглашается ханом с ограниченной властью, что в связи с образованием народного правительства вам надлежит сдать печати и дела министерств старого правительства [159].
Министры Ургинского правительства молча выслушали речь Сухэ-Батора. Наконец исполняющий обязанности премьера Мандзушри-хутухта, почтительно сложив ладони, сдавленным голосом произнес:
— Хорошо!
Сухэ-Батор смотрел на нойонов и лам из так называемого "Восстановленного автономного правительства Барона". Одни отлично владели собой и оставались внешне совершенно спокойны. Другие растерялись, их глаза бегали, как у нашкодившего пса. Вот стоит министр финансов Лув-санцэвэн, в народе его прозвали Цэвэн-дворянин, за заслуги перед Бароном он был награжден степенью чин-вана и званием "навеки благословенного полководца", Сухэ-Батора и его товарищей он называл тогда "нищими из Народной партии".
Сухэ-Батор пристально смотрел на Лувсан-цэвэна. Тот переменился в лице, на лбу выступил пот.
— Вам нездоровится? — спросил Сухэ-Батор.
— Да-да, — растерянно пробормотал министр, утирая пот рукавом, он низко опустил голову, не смея взглянуть на Сухэ-Батора. "Власть меняется. Вот так солнце всходит и находит. Кто бы мог подумать, что наступят времена, когда сын бедняка, неприметный боец из хужир-буланского полка ограничит власть богдо-хана, вновь возведенного на престол после изгнания гаминов из столицы, и завладеет министерскими печатями, возьмет в свои руки управление страной. Так когда же состоится передача печатей этому "нищему из Народной партии"?
Сухэ-Батор словно прочел мысли министра:
— День передачи печатей и дел народному правительству будет объявлен позднее, — сказал он. — Прошу приготовить документы, книги и прочее имущество.
Попрощавшись и сделав легкий поклон в сторону лам и нойонов, он направился к двери. Министры и ламы, забыв обо всех церемониях, которые они обычно неукоснительно соблюдали, толкаясь и суетясь, бросились к выходу, спеша проводить командующего народной армией и членов народного правительства.
После отъезда Сухэ-Батора и его соратников министры столичного правительства долго еще стояли на улице. Казалось, слова Сухэ-Батора о сдаче печатей не произвели на них никакого впечатления. Когда пришли гамины, они видели собственными главами, как богдо-хана заставили кланяться портрету президента Срединного государства. Так было растоптано знамя независимого монгольского государства, А потом они стали свидетелями еще одного унижения: гаминовские офицеры показывали, как они должны пройти перед огромным портретом высокомерно холодного президента, которому отдал поклон богдо-хан. Вся страна оказалась в руках захватчиков. Не только богдо-хану и его приближенным министрам — всей Монголии был нанесен тяжелый удар. А теперь их собственные слуги создали Временное народное правительство, народную армию. Владыку богдо-хана ограничили в правах, одно только звание и осталось. Если уж урезают права хана, то что же в конце концов станется с ними, с высшей знатью? Эти доселе и во сне не беспокоившие их мысли теперь тревожили нойонов. Однако никто по делился этими думами вслух. И пока еще не объявили час передачи печатей, они все сели на коней. Коней им подали, как и раньше, сопровождающие, от которых, однако, не укрылось состояние их хозяев. Во всем ощущалось наступление новых времен.
159
Это высказывание приводится в книге маршала Чойбалсана "Краткая история монгольской народной национальной революции". — Прим. автора.