— Я не лгу, Ради! Я говорю правду, ничего плохого не случилось.
— А то, что ты ездила к этому… это тоже ничего не значит? — выкрикнул он прямо ей в лицо и зашагал в сторону Царевца.
Марина не знала, что ей делать. Две долгие недели она обдумывала каждое слово, каждый шаг — все возможные последствия своего признания. И что получилось? Он обидел ее, он высказал ей свое презрение… а главное… главное — Ради не хотел ее видеть.
Опершись о каменную кладку стены, Ради содрогался от горя. Марина расстегнула свое пальтецо и закутала его. Он не пошевельнулся. Просунув руки ему под мышки, она прижала его с силой к себе:
— Требуй от меня, что хочешь, я готова для тебя на все! Не могу я смотреть, как ты страдаешь. Ах, зачем я не послушалась твоих советов! Почему меня оскорбили твои слова? Как же я была глупа! А ведь знала, что ты меня любишь. Ты не говорил мне этого, но я была уверена. Каждая наша встреча, каждый наш взгляд говорили о том, что мы любим друг друга. Прости меня, ну, пожалуйста, прости! Позабудь все…
Поняв, что Ради не слышит ее, она умолкла. Склонилась и поцеловала его руку. Рука была ледяная.
35
Входя к Бабукчиевым, Владо Лютов тревожно спросил с порога:
— Где Ради?
Они тут же удалились в беседку.
— Так ты говоришь, переворот?
— Да, товарищ Бабукчиев. Ко мне на склад пришел мой двоюродный брат, артельщик 18-го полка. «Владо, — говорит, а сам озирается по сторонам, — чтоб тебя здесь не было! Все офицеры в казармах, полк в боевой готовности. Одна рота отправилась к лагерю. Пулеметчики заняли все дороги, ведущие в город. Вооруженные офицеры запаса выставили посты у почты и возле полицейских участков. Все караулы усилены. Завтра рано утром будет совершен переворот».
— А можно верить этому твоему двоюродному брату? Серьезный ли он человек?
— Он случайно подслушал разговор между начальником и одним полковником запаса. Собираются арестовать окружного управителя, околийского начальника, городского голову… и всех коммунистов, прямо по списку. «Посмотри, — сказал мне двоюродный брат, — что происходит на станции. В комнате начальника сидит офицер». — «Он же социалист», — ответил я ему. — «И широкие социалисты за переворот. Давай закрывай свой склад и сматывай удочки. Беги, спасай жену!»
— Ты предупредил наших людей о том, что сговористы готовят переворот?
— Сразу же побежал в клуб. Да только перед туннелем меня вернул назад солдат. Мосты и туннели под военной охраной…
— Уже!
— Да, уже. Клуб закрыт.
— Раз закрыт, стало быть, наши предупреждены. Ведь наши депутаты Габровский и Вырбанов в Софии. Я думаю, что пока военные не посмеют поднять руку на партию. Но нам, на местах, надо быть ко всему готовыми…
— Забыл тебе сказать. Когда я шел к тебе, встретил бай Мильо. Он только успел мне крикнуть, что, мол, опять на шею народа ярмо наденут. Отправился на подводе разыскивать Денчева. Что будем делать, Ради?
— Поезжай в село. Если сможешь, призывай товарищей к оружию!
— А ты?
— Я немного выжду. Может, поступит приказ сверху. Если меня попытаются схватить, я не дамся.
Проводив Владо, Ради пошел к своим комсомольцам. Заглянул и к Якиму — в такое время он мог оказаться полезным. Яким перекинул через плечо ремешок фотоаппарата и направился к адвокатским конторам коммунистов.
Стемнело. Ради хотел сходить к Михаилу, но отец не пустил его. Он нервно расхаживал по дому, охваченный зловещими предчувствиями. Вошел в комнату сына, принялся что-то искать между книг, вытащил какую-то бумагу и тут же порвал ее на мелкие клочки. Взгляд его упал на календарь: на нем была дата — восьмое июня 1923 года.
Велико-Тырново проснулся осажденный со всех сторон войсками и пикетами заговорщиков. Население настороженно ждало дальнейшего развития событий. Двери и окна домов были плотно закрыты. Спущены занавески. Город затаился, словно перед бурей. Коммунисты задами и огородами пробирались из дома в дом, к товарищам, спрашивая друг друга, не поступило ли распоряжений относительно того, что им надлежит делать. Советовались меж собой, не пора ли взяться за оружие и направить его против заговорщиков. В городе быстро распространился слух о том, что жители Килифарево поднялись на антифашистское восстание.
Рано утром девятого июня[41] в ворота дома Бабукчиевых громко застучали. Не дождавшись, пока им откроют, поручик Велизаров выломал замок и выстрелил из своего револьвера в Шаро, который яростно лаял на непрошеных гостей. Ради выскочил из окна, пробрался через двор скорняка Пеньо и спрятался в бане у тети Зойки. Зойка сбегала к испуганным родителям, как могла успокоила их, принесла Ради одежду, деньги и еду. Той же ночью он перебрался в Турецкий квартал к учителю Михайлову, но, узнав, что Найденов задержан, а Гаваза и Ешь-Милок, как и многие консервативно настроенные горожане и сынки богачей, встали на сторону участников переворота, ушел в Малую слободу. Сначала он думал укрыться у Марины. Но тут же отказался от этой мысли — к ней нужно было долго добираться на поезде, да и село, где она учительствовала, было почти у самой границы и кишело военными. Но самое главное — Марина была уже только воспоминанием, воспоминанием, которое он будет беречь в сердце до последнего вздоха.
41
9 июня 1923 г. объединенные силы крупной болгарской буржуазии — члены Военной лиги, реакционно настроенные офицеры, командовавшие армией, националистические македонские вооруженные отряды под руководством «Народного сговора» — при активной поддержке всех партий политической реакции в стране, при тайном участии монархии совершили военно-фашистский переворот. Правительство А. Стамболийского было свергнуто, а министры арестованы. В стране была установлена фашистская диктатура.