— Бачо[11] Кольо, рыбки не желаешь? Два сомика подцепил на удочку. Решил сначала вам предложить.
«Сомики» оказались двумя большущими усатыми рыбинами. Яким уступил их недорого. Он с братом чинил крышу, за день-два они бы ее перекрыли, если бы не ночные дежурства Мико. У телеграфистов и телефонистов работы было невпроворот.
— Лучше не торопиться с починкой, — советовал Бабукчиев.
— Мы с Мико спим на веранде. Тряхнет, опять починим. Будет же когда-то конец. Земля, она как человек, чай, утомилась.
— Рано еще, опасно.
— Да что там, бачо Кольо, худое споро, помрет не скоро.
Идя к дому с вычищенной рыбой, бабушка Зефира вдруг увидела Юрданку, которая вышла из двора Хромого Генчо.
Бабушка Зефира удивилась. Жена Генчо с дочерью уехала в деревню в первый день землетрясения. Дом их накренился, окна с разбитыми стеклами распахнуты настежь, калитка тоже стояла настежь. Генчо появился в слободе и снова исчез; что он делал, где пропадал — никто не знал.
— Поди-ка сюда, Юрданка! — крикнула бабушка Зефира. Окинув взглядом ее стоптанные сандалии, грязную одежду, осунувшееся лицо, старушка укоризненно покачала головой: — Где ты пропадаешь? Что ты забыла у Генчо?
— Прошение нужно написать…
— Ой, молодка, — не унималась бабушка Зефира. — Узнает Мильо, что ты шатаешься, как неприкаянная, голову тебе оторвет.
— Ох! — Юрданка всхлипнула и закрыла глаза рукой.
— Нечего охать. Блюди себя, дочка, и дожидайся мужа. Вот тебе мое слово!
— Да о чем ты, бабушка? — Юрданка расплакалась. — Я ведь мужа своего ищу. Без рук, без ног, слепой — только бы вернулся. Не дал нам околеть от голода и холода, не позволил, чтобы чужие собаки на нас лаяли.
— Ну, ладно, будет тебе! Возьми вот рыбу. А прошение тебе зять мой или внуки напишут. Уж, верно, Генчо не грамотнее их!
Вскоре пришел рассыльный из банка — звать Николу Бабукчиева на работу. На Марином поле построили новый барак, там до поры до времени разместился Народный банк. В новом строении нашлось место почти для всех служащих. Они ходили на работу через день или только с утра, сидеть весь день не было надобности: посетителей было мало.
У Богдана почерк был лучше, чем у Ради. Буквы у него получались крупные, четкие, не то, что у брата, который писал мелко, неразборчиво. Богдан сел писать прошение Юрданке, текст которого начал было диктовать отец.
— Подожди, Богдан, — Юрданка положила руку на лист бумаги, — лучше я буду говорить, а ты пиши. Твой отец не знает всех моих забот.
Богдан описал все, о чем рассказала ему Юрданка: муж ее, Мильо Величков, родом из села Хасыт, что возле Казанлыка, работал на пивоваренной фабрике. С первого дня мобилизации взят в солдаты. Она осталась с ребенком на руках, который умер от оспы, вскоре родился второй, ему уже пять месяцев. У нее не было никаких средств — прямо хоть иди проси милостыню. Она нанялась в прислуги. Из каморки при фабрике ее выгнали. Землетрясение застало ее в чужом доме. Она пошла в управу просить бесплатный билет — хотела уехать к родственникам мужа в село, но ей отказали. От мужа пришло письмо: он ранен, лежит в госпитале… «Покорнейше прошу Вас похлопотать перед комитетом, чтобы мне выдали сумму в десять левов, чтобы я могла добраться хотя бы до Габрово».
Юрданка подписала прошение, свернула его вчетверо, чтобы не помять, и, обнадеженная, побежала в управу, надеясь застать служащих.
В эти дни в Тырново прибыл из-за гор первый поезд, для горожан это была большая радость. Тырновцы привыкли к поезду, до землетрясения по его гудку женщины узнавали время. Поезд тихим ходом подошел к станции. Приезжавшая из Софии специальная комиссия проверила надежность мостов и туннелей под городом и Святой Горой. Висячий мост через Янтру дал трещину в двух местах. Но все же регулярная связь между Велико-Тырново и Южной Болгарией налаживалась. Вскоре оттуда начнут прибывать разные грузы, горожанам больше не придется ходить пешком до станции Дебелец.
Пришла радость и в дом Бабукчиевых. С утренним поездом прибыл из Трявны брат бабушки Зефиры Георгий, застав всех, как говорится, врасплох в тесной беседке. Бабушка Зефира первая увидела гостя.
— Ох, никак братец! — вскрикнула она.
Дядя Георгий устало опустил на землю поклажу: до станции было не близко, дорога вела через лес и Турецкий квартал.
— Не надо, сестра, не плачь. Бывает и хуже, — сказал он.
— Погляди, как мы живем, Георгий. Ровно цыгане.
Раньше дядя Георгий входил в их дом с песней. Еще у ворот затягивал: «Вот Георгий дом мне купит — на утесе возле леса»… А войдя, принимался целовать всех подряд. И соседи знали: к Бабукчиевым приехал Георгий Райков, им был знаком его бодрый басистый голос. Но сейчас ему было не до песен.