Капитан был вынужден признать истину: тогда, в 1962 году, он видел не такую грудь, как у Пэт. Чем, в таком случае, он объясняет это несоответствие? Герберт Перри замялся.
— У нее могло быть там что-то подложено, — предположил он.
Когда капитан покинул свидетельское место, обвинение вызвало добродушного техасца по имени Роджер Дейли, одного из почтовых инспекторов, занимавшихся расследованием. Дейли предъявил суду кинопленки, которые показывали Перри для опознания Пэт. Он впервые занимался и расследованием вооруженного ограбления, и съемкой кинофильмов. Во время прямого допроса его показания были очень осторожны; но при перекрестном допросе Джо быстро установил, что инспектору Дейли было поручено следить за Пэт с сентября 1965 года до апреля 1966 года.
— Заметили ли вы в ней в это время что-нибудь необычное? — спросил он.
— Нет, — улыбаясь ответил Дейли.
Джо повернулся к присяжным и удивленно вскинул брови.
— Вы ведь видели ее в сентябре?
Дейли, по-прежнему улыбаясь, кивнул.
— А когда увидели ее в октябре, вы заметили какую-нибудь разницу?
Джо выпятил живот и положил на него руку.
— Нет, — ответил Дейли, — не заметил.
— А в декабре?
— Пожалуй, нет.
— Ну, а в январе, феврале, марте?
Джо сцепил руки и вытянул их перед собой. Дейли начал нервничать. Он сказал, что потерял «след» в апреле. Когда ее нашел другой инспектор, Пэт была в роддоме. Дейли так и не заметил, что она была беременна.
Еще один свидетель обвинения, Уильям Фицджеральд, следователь Комиссии гражданской службы США, заявил, что обогнал почтовый фургон уже после нападения грабителей. Проезжая мимо фургона, он взглянул на водителя. Показания Фицджеральда при прямом допросе сводились в основном к описанию внешности водителя. Когда он затруднялся с ответом, судья Вызански старался помочь. Фицджеральд сказал, что самой заметной чертой внешности человека, сидевшего за рулем, был большой нос, и судья попросил подробнее описать его. Не получив определенного ответа, Вызански предложил нарисовать нос на школьной доске. Фицджеральд попытался, но художник он был неважный. В конце концов судья предложил ему подыскать похожий нос в зале суда.
Фицджеральд скользнул взглядом по лицам нескольких присутствующих, включая Келли, и наконец нашел то, что искал.
— Мистер Маркхэм, — сказал он, — тот нос был похож на нос мистера Маркхэма!
Вскоре после этого, когда судебное заседание было закончено, я заметил, как Фицджеральд что-то написал на клочке бумаги и сунул его в карман.
На следующее утро снова продолжался прямой допрос. Несмотря на то что он сам работал следователем, Фицджеральд не обратился в полицию сразу же после ограбления. Только через несколько дней, оказавшись в лифте вместе с почтовым инспектором, он назвал себя и заявил, что был свидетелем Плимутского почтового ограбления. Ему сказали, что вызовут.
Прошло почти два года. В июне 1964 года он оказался в конторе инспекторской почтовой службы и снова упомянул, что отчасти был свидетелем ограбления. Вскоре после этого он опознал Келли как водителя фургона.
Теперь, когда он указал на Джека, и заявил: «Вот человек, которого я видел за рулем!», я просто с трудом мог дождаться начала перекрестного допроса.
Первым делом я поинтересовался, почему он сразу не сообщил полиции о том, что видел. Он ответил, что был слишком занят расследованием, которое проводил в то время.
— Не могли бы вы сообщить присяжным, — вежливо осведомился я, — что это было за дело, если оно оказалось для вас более важным, чем крупнейшее ограбление в истории США?
Фицджеральд ответил, что собирал сведения о женщине, хотевшей вступить в Корпус Мира.
После этого я спросил, делал ли он накануне какие-либо заметки. Фицджеральд кивнул.
— Покажите мне их, пожалуйста.
Фицджеральд вытащил из кармана клочок бумаги, взглянул на него и хотел было сунуть обратно.
— Я порвал вчерашние заметки, — сказал он. — Это я писал вчера вечером.
Я проворно выхватил у него из рук записку.
— Я смотрю, вы здесь написали имена и даты рождения своих дочерей. Так?
Он кивнул.
— Насколько я понимаю, вчера вечером, дома, вы готовились к перекрестному допросу, который, как вы полагали, я собираюсь вам устроить.
— Я знал, что устроите.