- Что ты задумал, Слава? – Ольга, опершись на его плечо, заглянула в глаза.
- Я хочу продать Гуревичам «Spy chess» за реальные деньги и отвалить. Всё это закончится когда-нибудь цугундером…и для них…и для нас.
- Зачем все усложнять? - сказала девушка со стоном в голосе, - ведь все пока нормально.
Она помолчала, задумавшись, а потом обреченно шепнула:
- Они, если захотят, возьмут твою дурилку и так. Даром. И ничегошеньки ты не сделаешь.
- Вот и надо обмозговать все ладом, чтобы они заплатили.
- Надо посоветоваться с Павлом Алексеевичем, - предложила Ольга.
- Он тебе насоветует! Лучший друг Гура.
Славка помолчал и добавил:
- И любовник Верочки.
- Да ну?- удивилась Ольга.
- А чему ты удивляешься? Дружба между мужчиной и женщиной — это отношения либо бывших любовников, либо будущих.
- Да, ладно, - протянула девушка.
- Видел я кое-что. Еще бы задокументировать. Этим я их бы и прижал. Всех.
Он затушил окурок в песке и добавил:
- Надо бы камеру купить…
***
Толик, как всегда спал, откинувшись на спинку кресла. Уронив голову на подголовник, он храпел так, словно хотел, чтобы весь частный сектор Октябрьского района знал, что Сарапул спит! Открыв дверь и сев на свое место, я привычно толкнул его локтем.
- Куда? – еще не вывернувшись из объятий Морфея, спросил он, поворачивая ключ в замке зажигания.
- Толя, если не знаешь куда, вспомни хотя бы, откуда?
Сарапул мелко поморгал глазами, что означало, что он окончательно просыпается.
- В офис? – спросил он, глядя на меня вполне сфокусированным взглядом.
- Тебе там, что, медом намазано? Или Елена Федоровна твоя тайная любовница? Едем к тезке великого Чайковского. На «Спартак». В Шахматную Федерацию. Господин Мясоедов , сдается мне, имеет дома шкаф, размером с нашу приемную, до антресолей забитый скелетами.
- А на вид очень симпатичный человек, - меланхолично заметил Сарапул.
- Чем ужасней убийца, Толя, тем безобиднее у него вид.
- Неужели убийца? – у Толяна были проблемы не только с мыслительными функциями, но и начисто отсутствовало чувство юмора.
Петр Ильич осторожно спускался со скользких ледяных ступеней перед входом в здание с вывеской «Стадион «Спартак»». Мы подъехали так, что он, закончив спускаться, почти уперся своим животом в бок нашей «Тайоты». Испуганный было взгляд его, приобрел нормальный вид, когда он увидел в проеме опущенного стекла мою физиономию.
- Петр Ильич, как хорошо, что мы с вами не разминулись! – как можно ласковее изрек я банальную фразу, - вы куда-то собрались? Мы подвезем. Садитесь, пожалуйста. Мне как раз нужно с вами поговорить.
- Спасибо, Иван Васильевич, но я иду домой. Я живу на Каменской, во-он в том доме, на пятом этаже.
Он показал рукой в черной вязаной перчатке на пятиэтажный дом сталинской постройки в четырехстах метрах от места, где мы с ним вели пустопорожние разговоры.
- Мясоедов, где бы вы ни жили, вам придется сесть в машину. Я намерен поговорить с вами – и это непременно случится. Хотите вы этого или нет. Произошло двойное убийство. Обе жертвы околачивались под крышей вашей федерации. Значит, в вашем шахматном королевстве не все ладно.
Я решил перейти к делу, не кружась вокруг да около.
Бледное лицо шахматного стратега приняло фиолетовый оттенок, и он нехотя влез на заднее сидение.
- Толя, - обратился я к ветерану полосатого жезла, - покатай нас чуть-чуть по городу.
Бывший император местных дорог понимающе кивнул, плавно направив автомобиль в поток транспорта на улице Мичурина.
- Я вынужден вам , Пётр Ильич, задать прямой и даже грубый вопрос. Но прежде, чем вы будете на него отвечать, советую хорошо подумать над формулировкой ответа. Шутки кончились. Ваш респектабельный вид, буржуйский костюм и розовый галстук из дорогой шерсти кого угодно введут в заблуждение. Но теперь ваши сказки о милых Гуревичах и федерации, как идеале добропорядочной семьи уже не будут пользоваться успехом. Советую, вести себя со мной откровенно, а то я могу осерчать и отправить вас к людям, более прагматичным в допросах, чем ваш покорный слуга.
Я передохнул. Такой длинной тирады я давненько не выдавал, но зато я даже спиной чувствовал, что мой тон подействовал на чиновника должным образом. Он даже стал заикаться.
- У меня такое ощущение, Иван Васильевич, что вы меня в чем-то подозреваете!
- Очень верное у вас ощущение, - спокойно сказал я и задал вопрос:
- Вы знали, что ваша коллега Вера Васильевна Гуревич использовала свою должность в личных корыстных целях, организовывая вместе со своим мужем всевозможные коммерческие турниры, привлекая для этого не совсем чистые деньги?
- Внешне все было законно и официально…
- Еще бы. Вопрос не в том. Почему вы знали о тайных махинациях семейства Гуревичей и лгали мне?
Тезка знаменитого гармониста молчал.
- Это и есть тот вопрос, о котором я говорил вам в начале, - сказал я.
Петр Ильич неуверенно забормотал:
- Я не знал. Я догадывался…
- Сознайтесь, кое-что прилипало и к вашим пухлым рукам…
- Я протестую, - почти закричал Мясоедов.
- Вы слишком громко протестуете, Петр Ильич, чтобы поверить в ваш протест, - перебил я его.
Толик впервые присутствовал при допросе свидетеля и поэтому управлял машиной, широко раскрыв рот. Совмещать два дела ему было трудно. Но и не слушать захватывающий диалог было выше его сил.
- Кого вы еще знаете из тех, кто был причастен к этому позорному бизнесу? – спросил я погрустневшего Мясоедова.
- Я ничего не знаю, - промямлил он в ответ и как-то скорчился на заднем сидении, будто ему дали ногой под дых, - мне пора принимать таблетки.
- Неужели мои вопросы вызвали у вас расстройство стула?- спросил я, оглядываясь.
- Я, с вашего позволения, гипертоник!
- Ой, ли, Петр Ильич! Гипертоник не врет и краснеет, а вы врете, и не краснеете.
Толик неожиданно захохотал.
- Что с тобой? – спросил я, - вспомнил ту малолетку, которая рассекала по Новосибирску пьяная в голом виде на угнанных «Жигулях» государственной автоинспекции?
Мы высадили «Чайковского» у подъезда его дома. Я пожелал ему сломать ногу, когда он будет подниматься по лестнице и мы поехали в офис.