В голове моей роились вопросы и сомнения. Я обдумывал событие, которое скоро начнется, и ожидал, что произойдет что-то особенное и надеялся на то, что эта встреча превратится в событие, которое позволит мне, наконец, ухватиться за ниточку, ведущую к убийце.
В общем, мои раздумья на замерзшей трибуне стадиона были полны противоречий: тревоги, одиночества, надежды и волнения. Я почувствовал холод окружающей обстановки и остроту своих сомнений, но в то же время и колкий огонь оптимизма горел внутри меня.
Несомненно, что Ольга столкнулась с темной стороной жизни. И я желал ей поддержки, надеясь, что она сможет преодолеть трудности и вернуться на правильный путь.
С другой стороны, я испытывал тревогу и страх за ее безопасность. Будучи замешанной в преступлении, она находится в зоне риска и может вновь оказаться за решеткой.
Мой разум стремился разобраться в сложной ситуации и найти ответы на множество неразрешенных вопросов.
Я взглянул на часы. Осталось пять минут. Однако, нет никаких признаков того, что Ольга находится вблизи этого места. Взгляд мой скользнул по зданию напротив. Я вспомнил, что в нем проживает этот шахматный жук – Мясоедов. Не в его ли окне на пятом этаже что-то «бликует» в лучах вечернего низкого солнца?
Тут мой мозг бывшего снайпера мгновенно связал все эпизоды сегодняшнего дня с финальным бликом оптического прицела. Я даже понял в последний момент, что снайпер пользуется отечественной винтовкой, поскольку на импортных образцах имелись антибликовые насадки, а на наших нет. Служа в составе специального подразделения в Чите со своим напарником и другом Бато Жомбаевым, мы при помощи зажженного кусочка резины, подкоптив переднюю линзу на прицеле, устраняли эту досадную несправедливость в разности надежности маскировки, правда, уменьшая при этом контрастность прицела.
Снайпер в квартире Мясоедова либо не знал об этом способе, либо не учел восточного положения солнца. Позиция для стрелка была идеальной. На белом фоне заснеженной трибуны одинокая цель в черной одежде на расстоянии 300 метров! На таком расстоянии рассеивание при стрельбе из нашей СВД, снайперской винтовки Драгунова, составляет не более 10 см. Если на СВД установлен штатный прицел ПСО-1, рассчитанный на стрельбу до 1300 метров, то даже неподготовленный убийца легко попадет мне в голову!
Я бросился вниз. Кубарем, помня, что на открытой местности от снайпера нужно уходить по траектории, перпендикулярной земле. Вниз. Едва уловимый щелчок выстрела, ослабленный глушителем, я услышал с одновременным ударом пули о деревянную скамейку выше меня.
Я, пригнувшись, по рваной, петляющей траектории бежал вниз. Падая на скользком снегу, ударяясь о скамейки. Как бывший стрелок, я знал, что на открытой местности уйти от снайпера фактически невозможно и что следующий выстрел будет через десять – двенадцать секунд.
Раз, два…девять, десять. На этот счет я падал и перекатывался в сторону. Дважды мне удалось обмануть убийцу. Но в магазине оставалось еще семь патронов, а до ближайшего здания, где можно было бы укрыться не менее 70 метров. И в принципе, 20 секунд мне бы могло хватить. Пуля калибра 7,62 настигла меня после четвертого выстрела, когда я почти достиг спасительного укрытия.
Сильный удар и хруст ломающейся кости в районе предплечья слева не были для меня неожиданностью. Мне еще повезло. Киношный миф о снайперах, которые с хирургической точностью делают маленькую аккуратную дырочку в черепе противника, и тот картинно валится на пол, в жизни не выдерживает никакой критики.
Вряд ли кому-нибудь понравится смотреть на то, что делает с человеческим телом пуля снайперской винтовки. Она обладает огромной энергией, которая позволяет ей лететь на внушительные расстояния и пробивать в теле огромные дыры, особенно на выходе.
По инерции я забежал за угол кирпичного здания, нечто вроде склада инвентаря. Сел на снег. Он сразу возле меня стал красным. Кое-как сняв куртку, я осмотрел предплечье. Дело было дрянь. Пуля прошла навылет, очевидно поломав кости. Рука ниже локтя болталась на разорванной коже. Я поднял раненую руку вверх, а другой рукой расстегнул брючной ремень и перетянул предплечье выше раны. Боль была адской. Я осторожно выглянул из-за угла. Пятая пуля, чиркнув по кирпичной кладке, шипя, зарылась в снег, обдав меня коричневой пылью обожженной глины.
Я чувствовал жгучую боль. Рука ниже локтя онемела, я ощущал покалывание в области входного отверстия пули, что говорило о повреждении нервных окончаний.