До самого темного вечера присматриваю за ранеными. Плохо дело - у некоторых начинается жар и воспаление ран. Это большая проблема. Даже в нашей средневековой истории бОльшая часть смертей среди раненых солдат приходилась именно на заражение крови, а совсем не на раны, несовместимые с жизнью. Тех, кого спасти не могли, обычно добивали сразу в поле, и это считалось проявлением милосердия, потому что остальным предстояло пережить бред, жар и болезненную смерть, растянутую на дни, а то и недели. В наше время мы благополучно научились справляться с такими проблемами при помощи обычных антибиотиков. Но, увы-увы, антибиотиков у меня нет.
Может, спирт? Мысленно стучу себя по лбу за то, что не сообразила подумать об этом раньше. В самом начале это бы помогло, но, когда воспаление у большинства уже началось, смысла в такой обработке нет. Но нужно решить этот вопрос и сделать запасы на будущее. Что-то мне подсказывает, что так, как сегодня, здесь бывает часто, и это далеко не первое массое членовредительство, которое нам придется пережить.
Когда мне приносят ломоть хлеба и заветревшийся кусок твердого сыра (сама попросила, так как днем есть не хотела совершенно, а к вечеру прямо разобрало – аж желудок сводит), какое-то время просто сижу и жую вполне душистый мякиш. Все же хлеб здесь печь умеют – он реально хорош, даже когда уже не теплый.
«Интересно, они меня за ведьму примут и сожгут или просто сильно удивятся?..»
С другой стороны, у них тут живые маги ходят и всякую абракадабру творят, так что, на первый взгляд, в моем эксперименте нет ничего страшного.
Интересно, кстати, а лечебные маги у них есть? Нам бы парочка очень пригодилась.
Ладно, перекусила - пора и делами заняться. А то расселась - королева, прости господи, дырки от бублика.
Глава шестнадцатая (2)
Поднимаюсь, стряхиваю крошки с подола и, уставшим улиточным шагом, плетусь на кухню.
— Хела, у тебя есть помощники?
Суетящаяся возле видавшей виды печи кухарка оборачивается на меня. Лицо красное, аж пунцовое. Здесь не просто жарко, здесь чад и угар. Я даже заслоняю нос. Не может быть, чтобы здесь не было нормальной вытяжки. Ладно, дымохода. Любой другой вентиляции. Это же не каменный век, а целый средневековый замок, в котором должны быть хотя бы элементарные удобства. И даже отопление (уж какое-нибудь). Значит, здешняя вентиляция или забилась, или пришла в негодность.
Ох, еще одна задача, которую мне предстоит решить. Даже не представляю, что тут может быть в теплое время года, когда вся эта едкая душная копоть идет прямиком в замок. Хотя, насчет «теплого времени года» большой вопрос, а существует ли оно вообще в здешнем календаре.
— Да, госпожа, - Хела ловко вытирает пухлые ладони прямо об засаленный передник, естественно, чище после этого они не стали, но это у нее, похоже, такой личный ритуал, - моя дочь мне помогает, а еще двое поварят, но они сейчас…
— Завтра с утра здесь нужно сделать уборку.
— Уборку, моя госпожа? - Женщина делает такое лицо, будто я предложила ей оседлать осла, взять метлу и возглавить кухонное войско.
Осматривается. Ее не смущают ни заваленные горами грязной посуды все без исключения поверхности, беспорядочно раскиданные по углам банки с приправами, прорванные корзины, над которыми кружатся запах гнили и тучи мух. Мухи тут, к слову, морозоустойчивые - люди мерзнут, а этим хоть бы что.
— Выбросите весь мусор, - показываю пальцем на самые громоздкие завалы, - вычистите всю посуду. Я лично буду заходить и проверять. О помощи не беспокойся, найду тебе людей. Поняла?
Хела сперва оторопело моргает, потом сглатывает ком в горле и спешно кивает.
— Отлично, а теперь вот что - сколько у тебя готового хлеба?
Вместо ответа женщина топает к полкам и сдергивает почти белый (спасибо, господи!) отрез ткани с еще теплых караваев. Их шесть штук. Еще, несколько, судя по едва пробивающемуся сквозь копоть и угар запаху сдобы, стоит в печи.
— Я возьму четыре. Мука на новые есть?
— Есть госпожа, но…
Кухарка мнется и явно чувствует себя не в своей тарелке.
— Хела, - стараюсь, чтобы голос звучал как можно более спокойно и располагающе, - мне можешь говорить обо всех проблемах. Если я ничего не буду знать, то как смогу помочь?
Женщина зыркает по сторонам, как будто сильно опасается быть услышанной, а потом шагает ко мне и понижает голос до еле слышного шепота. Приходится напрячь слух, чтобы разбирать ее слова.