Позади меня раздался испуганный задавленный вскрик. Обернувшись, я увидел медсестричку, что принимала бумаги у врача. Сами работники скорой помощи уже ушли, пока я болтал и обнимал пацана.
— Вишь, какая краля, — фыркнул Мышь. — Когда меня сюда привезли, только нос брезгливо воротила. Смотреть на меня не могла. А сейчас — боится сюда даже глянуть. Приучил!
— И что теперь? Высосешь меня, как вампир какой-нибудь?
— Хотел бы, — вздохнул Мышь сокрушенно. — Да только не получится. Ты энергию лишь сам можешь отдать. Вот и приходится каждый раз на жалость давить, лишь бы поделились. Хотя… был здесь один
дядя
, — Мышь поежился. — Бандит. В какой-то разборке зарезали. Вот он — мог высасывать насильно. Мне повезло, что его тело далеко от моего положили. А то старика, что рядом с ним был, он за полчаса схарчил и не поморщился! Жуть. Пару дней назад его на кладбище увезли.— А тебя зачем здесь так долго держат?
— Какие-то заморочки в бумагах, — пожал тот безразлично плечами. — Но мне же лучше. Далеко-то от тела не отойдешь, сразу вниз тянет. А там жутко. Когда энергия заканчивается, то тоже тянуть начинает. Здесь хоть у всяких типов, вроде тебя, могу энергию получать, а на кладбище? Вот закопают меня, и все! Далеко от могилы не отойдешь. Новых мертвецов рядом тоже не окажется. Медленная смерть. А я ее итак уже испытал, второй раз не хочу! — со злостью закончил Мышь.
Долгих два часа ничего не происходило. Мышь замкнулся в себе. Медсестра ускакала на обед, а мне было просто хреново. До подсознания только начало доходить, что все — финиш. Жизнь кончилась и дальше… а что дальше? «Доить» других мертвых, как Мышь? Для чего? В чем смысл такого существования? Я снова пробовал отойти от своего тела, но, как и на улице, с каждым шагом только глубже проваливался под землю. А еще — нарастал иррациональный страх, что сковывал и не давал сделать еще шаг — туда, в бездну. Но этого и не требовалось. Стоило оказаться по пояс под землей, как дальше тебя уже просто тянуло вниз, независимо от твоего желания. Как-то я слышал такое выражение, уж и не вспомню от кого, «если долго всматриваться в бездну, то бездна может взглянуть на тебя». Только тут оно приобретает вполне себе однозначный смысл. И всматриваться не надо, достаточно сделать пару шагов.
Но спустя два часа кое-что все-таки изменилось. Я не сразу это понял, но мне вдруг стало легче. Пропало то чувство неподъемной тяжести, что возникло после объятий с Мышью. Я наконец-то смог встать, а не вскарабкаться вверх, опираясь на свой труп. Посмотрев на свои полупрозрачные руки и тело, заметил, что они принялись быстро набирать объем и плотность. Точно так же, как это было у Мыши!
— Вспомнили о тебе, — хмыкнул с завистью пацан.
— Что ты имеешь в виду?
— А вот что, — кивнул он на дверь.
Те распахнулись, и внутрь забежала сестренка.
— Олег! — заозиралась она в панике.
Светлые волосы, подкрашенные в розовый оттенок, растрепаны. На лице размазаны слезы. И это при ее-то любви к собственной внешности! Джинсовая жилетка распахнута, под ней белый топик. Юбочка чуть выше колен, черная, облегающая попу так, что все проходящие парни головы сворачивают, смотря ей вслед. Следом за Ритой вбежала медсестра.
— Куда вы так несетесь? Никуда он уже не денется! — запыхалась она.
— Где он? — резко обернулся сестренка к медработнице.
Мое сердце сжалось. Не такой подарок я хотел сделать ей на день рождения!
— Вон то тело, — махнула рукой медсестра и Рита тут же кинулась ко мне.
Добежав до «моего» стола, она остановилась и замерла, не решаясь убрать простынь и посмотреть под нее. Она была так рядом… только руку протяни! И я протянул. Слегка коснулся ее щеки, чтобы снять слезки, как обычно это делал, утешая ее. Рита вздрогнула и коснулась своей щеки, словно и правда почувствовала мою руку! Я попытался снова ее погладить, но моя ладонь лишь бессильно прошла сквозь сестренку.
— Ого, а сильно она тебя любит, — уже не скрывая огромную зависть, присвистнул сзади Мышь. — Вон какой поток энергии тебе дает!
Если приглядеться, то действительно было видно, как меня и Риту связывала тонкая светящаяся нить. Выходя из груди сестренки, она растворялась в паре десятков сантиметров от нее и вновь становилась относительно видимой, когда достигала меня. То, что это все же нить, а не нечто иное, было заметно в момент, когда мы приблизились максимально близко друг к другу.
— Надо же, — прошептал я. — Обычно это я тебя спасаю от всяких придурков, что пристают к тебе на улице или в институте. А тут мы поменялись местами.