- Идём дальше, Ева, - попытался съехать Кип, кивнув вперёд. - Оставь все разговоры на потом.
- Нет, ответь. Или ты, Ал, - я выдохнула. - Хоть один из вас наберитесь смелости и ответьте на мой вопрос. Вы набрались смелости предать моё доверие и мои чувства. Для вас их не существует, конечно, - я усмехнулась. - Но для меня - это очень больно и скрывать я это не буду. Отчасти, вы своей заказчице сделали только хуже. Обиженная девушка никогда не станет помогать по доброте душевной, пока ей больно. Я готова только мстить.
- Ева… - Алекс отворачивается к окну и поджимает губы, смотрит куда-то вдаль, словно сдерживаясь.
- Просто пошли дальше, Ева, - Киприан указал вперёд. - Мы оба уже всё сказали и… - они совершенно не хотят ничего говорить. Или просто не могут. Словно это выше их сил.
- Так сложно? Сложно ответить на мои вопросы?! - я вскрикнула. - Сложно мне сказать прямо, чтобы я или возненавидела вас окончательно, или снова влюбилась?! - вырывается та истинная надежда, которая ещё не погубила нас.
Не знаю, поверю ли в то, что у них не было выбора или в то, что они чувствуют что-то… Но сказать прямо - это честно.
- Сложно, - Киприан зло смотрит на меня. - Сложно признать свои чувства, которые мешают мне делать свою работу. Сложно видеть, как ты убиваешь себя и сдаёшься. Сложно идти против всех в мире, чтобы… Чтобы… - он глубоко вдыхает воздуха побольше через рот.
- Чтобы хотя бы на секунду позволить ненависти к ним выйти наружу, - тихо шепчет Александр. - Но если бы этого не сделали, ты бы была, как минимум мертва. Ибо пока все камни вокруг только убивают тебя, ты ей не нужна. И, - охотник наклонился, - хорошо, что ты её разочаровала. У нас есть шанс.
- Нет, - я отхожу от мужчины и сглатываю, игнорируя трепет всего тела от его запаха. - У нас нет шансов. Кажется, я больше вам не верю.
Разворачиваюсь и ухожу, уже понимая, что впереди дверь в её покои. Это правда. Я хотела услышать эти слова. Проверить собственные чувства. Но мне не стало легче.
Я, и правда, больше не верю.
10
Киприан
Она осторожно открывает тяжёлые двери, потянув их на себя, пропуская щёлочку света в коридор и тут же закрывая за собой. Нужно идти за ней, чтобы контролировать ситуацию, но ноги не слушают. Я чувствую её боль и тяжесть так, словно она сейчас это отдала мне. И слово «это» не передаст и доли того, как мне жутко.
Я задыхаюсь.
Несмотря на то, что я не в силах перенять её боль, могу понять лишь то, с каким иступлением она боролась за то, чтобы кто-то из нас её убил. Верю, что она этого хотела. И весьма сильно.
Даже несмотря на то, что всё это правда и безумие одновременно, я не хотел, чтобы ей было так больно и невыносимо. Я не хотел её страданий. Я не хотел причинить ей боль.
Хоть и мы действительно те, кого она вправе ненавидеть.
Моя жизнь и так в последние семь лет довольно насыщенная. Я часто вспоминаю, как решился докопаться до истины и найти виноватого в смерти моего ребёнка и его матери, моей жены. Я был убит горем, и верил, что всё не так просто. Я хотел, чтобы моя боль хоть немного отступила. Перенаправить её в другое русло, превратить невыносимое существование в ресурс, из которого я стану черпать энергию.
Таким образом, боль превратилась в жажду мести.
Я был так счастлив. Первая половина ХХ века хоть и была не самой приятной, но мы жили в спокойном городе, решились жениться и заводить потомство, когда созрели и готовы были подарить свою любовь ещё кому-то. Что я, что моя жена выросли в детских домах с ужасными условиями и отношением, а потому решили дать ребёнку столько тепла, сколько сами хотели в своё время. И у нас это даже получалось.
Я был воодушевлён тем, что нашёл своего человека и ждал сына так сильно, как никто и никогда не ждал. Мне казалось, что я нашёл смысл жизни и ту, с которой я проведу спокойную и счастливую жизнь. Хотел заработать нам свою квартиру, и всегда спешил домой. Я не видел проблем и трудностей. Я видел цели и хотел как можно быстрее прийти к ним. Я любил, мечтал и строил свою жизнь так, как хотел, не видя реальности.
А каким было моё счастье, когда я взял впервые на руки моего беловолосого малыша…
Не передать словами. Словно любовь умножились втрое, а инстинкты оберегать, защищать и заботиться взяли надо мной окончательный контроль. Я стал отцом и это было невозможное чудо. Я любил его, дышал им и готов был носить его сутками, чтобы он чувствовал любовь родителей.
Моя внешность всегда была для меня аномальной. Да и для всех остальных тоже. В детских домах даже на те времена я часто получал просто за то, что «не такой как все». Я знал, откуда-то, что с моими родителями случилось что-то плохое. Сначала даже пытался с кем-то делиться своими мыслями. Но я ничего не мог узнать, ибо не был даже близко тем, кому могут дать доступы в архивы. Я ничего не мог. И оттого ещё с юношества понял, что мне нужно многого добиться. Только как - оставалось долго непонятно. У меня часто отпускались руки.