Сержант заявил, что если бы этот раззява-боец не побежал за конем и не испугал его, то он, Желтухин, наверняка бы заманил Пантеру обратно.
Торопов поморщился, спросил:
— Где сейчас Пантера?
— Не знаю, не видно что-то…
Лейтенант начал в бинокль осматривать дворы Уда-хэ. В это время из проулка показались двое мужчин, они вели за повод Пантеру.
— Сколько лошадь пробыла у них? — не отрываясь от бинокля, спросил Торопов.
— Минут сорок, не больше, — ответил Желтухин.
— Часа полтора, — робко поправил Морковкин.
— Так сколько же на самом деле? — Желтухин молчал. — Я вас спрашиваю, товарищ сержант?
— Часа полтора.
— Чего же вы тень на плетень наводите? — обозлился лейтенант.
А те двое уже вывели лошадь на берег. В стороне, около продовольственной лавки, Торопов разглядел трех разговаривавших японцев. Они так неестественно жестикулировали, что лейтенант понял: это они делали для вида, а сами наблюдали за ним, за пограничниками.
Торопов приказал Желтухину:
— Привяжите своего коня на видном месте. Будьте наготове!
Остерегаясь, как бы японцы не сфотографировали передачу коня и не сфабриковали какой-нибудь фальшивки, Торопов расстегнул кобуру маузера, прикрыл лицо рукавицей и пошел к границе. Человек, который вел Пантеру, стеганул ее хворостинкой. Пантера, словно обрадовавшись, заржала и побежала к лошадям пограничников.
Торопов вернулся на дозорную тропу и распорядился:
— Вы, товарищ сержант, вместе с Павличенко останетесь здесь. Как только стемнеет, заметите следы и возвращайтесь на заставу. А вы, товарищ Морковкин, проверьте, нет ли под седлом листовок или еще чего-нибудь.
Лейтенант проворно выбежал на берег, отыскал в лесу телефонную розетку, вынул из дупла трубку, сообщил Панькину о случившемся.
Листовок под потником не оказалось. Торопов и Морковкин возвратились на Стрелку. Вечером на боевом расчете сержанту Желтухину и рядовому Морковкину было объявлено взыскание.
Пантеру поставили в карантин, а провинившихся отправили в комендатуру на гауптвахту. Вскоре выяснилось, что Пантера заражена сапом. Так молодые стрелкинцы впервые столкнулись с коварством японцев.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Прошло несколько дней.
Как-то под вечер в казарму влетел Валька Дудкин и прямо с порога крикнул:
— Братцы, наш Митюха заявился!
Возвратившийся с гауптвахты Морковкин приветственно вскинул над головой руку и простуженным голосом пробасил:
— Здорово, парнищи! Как вы тут? Все живы-здоровы?
— Мы-то что! Рассказывай, как ты там?..
Бойцы тесно окружили Морковкина, жали наперебой ему руку, хлопали по загривку, толкали в бока, смеялись. И хотя все понимали, что наказание им вполне заслужено, — шутка сказать — потерять боевого коня! — они искренне сочувствовали Митьке. Глядя со стороны, можно было подумать, что стрелкинцы встречали друга, который только что вернулся с опасного задания.
— Ну и как? — допытывался Слезкин, которому не терпелось узнать подробности о гауптвахте.
— Ничего… Жить можно… Тот не солдат, кто там не побывает! — бравировал Митька, победоносно поглядывая на товарищей.
— Оно и видно, что «ничего». Морда-то вон как расплылась! Небось, отоспался на «губе»? — шутил Павличенко.
— Везет человеку — ничего не скажешь! — задумчиво поддакивал Дудкин. — Любит его, что ли, начальник?
Морковкин настороженно глянул в голубые, светящиеся озорством глаза связиста.
— Это почему же — любит?
— Как почему? — Валька украдкой подмигнул товарищам. — Стоило по тревоге выскочить без штанов — начальник тут как тут: объявляет благодарность перед строем! Угробил Морковкин коня — опять повезло. Другому бы после этого житья не было, а ему пятидневный «отпуск» дали. Плохо ли?
Митька, перегнувшись через спинку кровати, потянулся за полотенцем и озлобленно хмыкнул:
— Да, хорош отпуск! Черт бы ему был рад!
— А что, неужели не понравилось отдыхать в тепле в такую стужу? — не унимался Дудкин.
Митька резко выпрямился.
— Валяй попробуй! Кубометров по десять в день дровишек испилишь — не захочешь и отдыха. Я так намахался, что и теперь хребтину не могу разогнуть, — признался он откровенно.
— Чепуха! Еще раза два-три побываешь, — привыкнешь! — утешил Валька и, сладко потянувшись, добавил: — Мне бы, что ли, хоть разок туда угодить!
— Не беспокойся, угодишь еще. Все впереди, — сказал Павличенко улыбаясь. — У нашего начальника не заржавеет. Он давно уже к тебе приглядывается.