— А-а, братцы? Давно, давно не заглядывали к старому Моисею. Проходите, проходите… — кряхтел Потапов, подавая гостям измазанную варом руку. — Раздевайтесь, отогревайтесь. Сказывайте, что новенького? Какие вести с фронта?
Гости сняли полушубки.
— Новости есть! — отозвался Павличенко. — Наши Киев взяли, высадились в Крыму. Скоро в Берлине будем.
— Киев, говоришь, взяли? Это хорошо, хорошо!
Костя и Зойка встретились глазами и оба смутились. Но в этом смущенном взгляде было столько счастливой радости, что они и молча многое сказали друг другу.
— Зойка! — крикнул Моисей.
Внучка укоризненно посмотрела на деда.
— Да знаю, знаю. Уже поставила. Вот-вот закипит, — сказала она, догадавшись, о чем скажет сейчас Моисей.
Гости сели за стол.
— Кукушкин послал вам, — Павличенко подал старику осьмушку чая.
— А-а! Это хорошо. А то мы давно уже на шиповнике сидим.
— Ну, а как вы тут поживаете? — поинтересовался Павличенко.
— Да как? Живем полегоньку. Бог не обижает. Нечего зря роптать. Намедни Степка большущего гурана свалил. Харч есть. Серединка сыта — и концы играют. Ничего, ничего живем…
— На здоровье не жалуетесь?
— Чего жаловаться? Слава богу, пока еще со старухой сплю, — заверил гостей Моисей и, подмигнув, плутовато посмотрел на Феклу.
Фекла выронила из рук спицы. Клубок пряжи упал с колен, покатился по полу.
— Не слушайте вы его, старого греховодника! — взмолилась старуха. — Врет он!
Гости переглянулись и засмеялись. Заливался звонким смешком и Моисей. Он смеялся до тех пор, пока не закашлялся. Вытерев рукавом слезы, старик горестно вздохнул.
— Вру… Верно старуха молвит… Кончился порох в пороховнице…
Слезкин молчал. Он ничего не слышал, кроме дыхания Зойки, ничего не видел, кроме ее рук, что разливали чай.
— Поохотиться решили, — сообщил Павличенко. — Степка жаловался: кабаны покою не дают.
— Это верно. Знаешь распадок тот… Ну, как его? Зойка, подскажи…
— Медвежий?
Слезкин изумился: до чего же красив голос у Зойки. И как это он раньше не замечал?
— Во-во! Он самый. Гречиху мы сеяли там. Все перепахали, окаянные!
Зойка спросила у Слезкина:
— Еще налить?
Слезкин не спускал с нее глаз, забыл, что нужно что-то ответить. А Зойка задумчиво смотрела в его лицо и тоже, казалось, не помнила о своем вопросе.
Вышли из-за стола, опять задымили самокрутками. Разговор вертелся вокруг зверей, охоты. Молчаливый Карпов с удовольствием слушал Моисея — знаменитого охотника. Все шло спокойно, пока черт не дернул Павличенко за язык.
— А вы, Моисей, что-то неспроста запамятовали Медвежий распадок! — сказал он, ухмыляясь.
Моисей насторожился, заморгал белесыми ресницами.
— Ходят слухи…
— Это какие еще слухи?
— Рассказывают, будто в молодости вы на ноги были прытким.
— В молодости все прыткие!
— Я не к тому, — продолжал Павличенко, делая вид, что не замечает раздражения старика. — Сказывал один человек, будто в этом распадке вместе с товарищем на медведя вы напоролись и дали стрекача. Правда, потом опомнились, вернулись, спасли приятеля. Но медведь успел уже разукрасить его по всем правилам.
Моисей, сопя, поднялся, выдохнул:
— Ты что? По столбам захотел прошуметь?
— Так я же, Моисей Васильевич, не говорю, что так оно и было, — спохватился Павличенко.
— Слушаешь всякие бредни! — клокотал старик.
Выручил Балагуров.
— Ну что вы, Моисей Васильевич? Кто поверит? Лично я готов плюнуть в глаза любому, кто скажет о вас такое!
— Да я и не поверил. Откуда вы взяли, товарищ Балагуров? — начал отступление Павличенко. — Убей меня бог!
— Все это — чепуха. Не стоит говорить. Есть дела поважнее, — продолжал Балагуров, стараясь замять неприятный разговор. — Скажите лучше, дорогой наш, уважаемый Моисей Васильевич, почему вы налоги не платите?
Этот вопрос оказался и совсем не ко времени.
— Не платил и не буду платить! — взревел Моисей.
— Это почему же?
— С военных налогов не берут!
— А вы что, военный?
— Я — пограничник! Сам начальник отряда — полковник Туров сказал, что я охраняю границу, стою на важном направлении. Никаких налогов!
Балагуров, пряча хитрые глаза, тяжело вздохнул и серьезно сообщил:
— Нельзя так, Моисей Васильевич! Звонил Михаил Иванович. Поезжайте, говорит, к Моисею и скажите: «Война, время трудное, фронту надо помогать!»
Моисей пристально и тревожно посмотрел на агента.
— Какой Михаил Иванович?