— Потом, великая княгиня. Сейчас сколько ни пей — мало будет, поскольку пьёшь не ртом, а глазами. Поведаю, с чем прибыл, и ещё княжьим кваском побалуюсь. Так с чем пожаловал к тебе мой предшественник-десятский?
— С вестью о появлении в устье Днепра ромейских кораблей. И с предположением своего начальника, сотника порубежной стражи, что они всего лишь передовой отряд имперского флота, который намерен вторгнуться по Днепру на Русь. Оттого в стольном граде переполох и приготовления к обороне, которые бросились тебе в глаза.
— По-видимому, отправляя гонца и ничего не зная толком о ромеях, сотник исходил из того, что лучше переоценить неведомую опасность, чем недооценить, — усмехнулся Рогдай. — Но теперь о приплывших кораблях известно почти всё, и я заверяю тебя, великая княгиня, что ни Киеву, ни тем паче Руси вражьи корабли в днепровском лимане не угрожают. Выбрось из головы все тревожные мысли, а главный воевода Ярополк и тысяцкие градского ополчения успокоят горожан и окрестных смердов.
Рогдай, собственно, ничего ещё не сказал толком, лишь успокоил Ольгу, однако та внутренне напряглась. Уж больно не по нраву пришлись ей слова тысяцкого «теперь о приплывших кораблях известно почти все».
— Что же стало известно о пожаловавших к нам ромеях нового? — по-прежнему приветливым голосом спросила Ольга. — И насколько этому можно доверять?
— Полагаю, доверять можно целиком. Суди сама. Получив весть с Днепра о ромеях, я немедля прискакал туда и велел сотнику в тот же день захватить пленника. И не кого попадя, а такого, кто мог бы ответить на нужные мне вопросы. Вечером полтора десятка ромеев отправились в камыши охотиться на уток, и там порубежники превратили их самих в двуногую дичь, уложив стрелами всех, кроме главного. Тот оказался кибернетом[46] триремы и знал многое. Конечно, поначалу он молчал, затем выдал себя за простого судового повара, однако, когда порубежники прижгли ему пятки калёным железом, счёл лучшим рассказать всё, что ему было известно. Обосновавшаяся в лимане восьмёрка кораблей входила в отряд патрикия Варды, которому было поручено уничтожить часть русского флота, уплывшую к берегам Малой Азии и вторгнувшуюся в провинцию Бифиния. Как пленник слышал от своего друга, командира триремы, этими русичами командовал сам великий князь Игорь с воеводой Ратибором и ярдом Эриком. Разгромить русские войска на суше патрикию не удалось, и он стал преследовать их в море. Поначалу все его корабли плыли вместе, затем их восьмёрка отделилась и направилась к днепровскому лиману. Как сообщил пленнику по секрету друг-навклир, остальные корабли Варды продолжили путь к проливу, ведущему из Русского в Сурожское море. Там они станут поджидать ладьи князя Игоря, а корабли в устье Днепра должны отпугнуть их в случае, ежели те, вопреки расчётам патрикия, вздумают возвратиться в Киев кратчайшим путём по Днепру. Как видишь, великая княгиня, восьмёрка ромейских кораблей у Днепра не таит для Киева и Руси никакой угрозы, хотя может сыграть роковую роль в судьбе твоего мужа и его отряда.
— Ты рассказал, что слышал от ромея, однако не объяснил, почему веришь его словам, — сказала Ольга, внимательно глядя на Рогдая. — Разве не мог он солгать, желая хоть так отомстить за своё пленение, пытки и, как он не мог не понимать, неминуемую смерть?
— Мог, что он и делал поначалу. Но его сообщения о том, что произошло в Малой Азии, и о разделении флота патрикия Варды подтвердили другие люди. О боях в Вифинии судачили на корсуньском торжище прибывшие из Царьграда купцы, а большой отряд ромейских кораблей, направлявшихся к Сурожскому проливу, встретила фелука[47] приплывшего в Климаты персидского базаргана[48]. Так почему не поверить пленнику и в том, что касается цели прибытия к Днепру их восьмёрки кораблей?
— Рогдай, ты говоришь о пересудах на корсуньском торжище, о том, кого встретило в пути судно восточного купца. Откуда знаешь обо всём этом? Почему веришь чужим словам?
— Боюсь тебя утомить ненужными подробностями, великая княгиня, но ежели хочешь их узнать... — Тысяцкий пожал плечами. — Я давно связан с порубежной службой и хорошо знаком со многими атаманами казачьей вольницы, начиная от берладников ла Дунае и кончая бродниками на Итиль-реке. А казаки не только нападают на купцов, но зачастую по их просьбе сами охраняют караваны от степных и морских разбойников, не входящих в их вольнолюбивое братство. Поэтому казачьи атаманы поддерживают постоянные связи со многими купцами, имеют дружков среди их стражников, всегда извещены о событиях на караванных тропах и торжищах. Доскональное знание купеческой жизни позволяет казакам нападать на неугодных им караванщиков, не трогая тех, кто заблаговременно даст щедрый откуп за беспрепятственный проход по казачьим землям. От знакомых мне атаманов, промышляющих на морских караванных путях в Русском и Сурожском морях, я узнал о событиях в Вифинии и у Сурожского пролива. Порубежная служба — это не только острый меч, всегда готовый преградить ворогу путь в пределы Отечества, но также надёжные и неусыпные глаза и уши, видящие и слышащие всё, что творится далеко окрест порубежья на своей и неприятельской стороне.
46