Императоры и патриархи Восточно-Римской империи пользовались услугами тысяч секретных осведомителей и агентов как в самой империи, так и за её пределами в Европе, Азии, Африке — везде, куда только могли дотянуться их корыстолюбивые руки. Уже при императоре Константине Первом лишь в столице насчитывалось десять тысяч тайных соглядатаев. Агенты, действовавшие за пределами империи, в большинстве своём были умны и решительны, преданы порученному им делу. Отдалённость и медлительность связи с начальством выработали в них широкий кругозор, смелость принятия собственных важных решений. Всеми этими качествами в полной мере обладал бывший византийский центурион, а ныне близкий друг и единомышленник великой княгини русичей.
Сейчас Григорий был не в духе: в великокняжеском тереме на его глазах произошло нечто важное, а он ещё не знает, что именно. Хотя чутьё подсказывало — весть, которую доставил ночной гонец, имеет отношение не только к князю Игорю, но и к нему, Григорию.
3
Ветви кустарника цеплялись за полы плаща, хлестали по рукам, гулко стучали по кольчуге и ножнам меча. Подавшись вперёд и стараясь не оступиться, тысяцкий Микула упрямо карабкался вверх по склону горы. Хотя она именовалась Лысой, таковой у неё являлась лишь вершина, а подножие и склоны были густо покрыты лесом и кустарником. Недобрая слава ходила у киевлян об этой горе: именно на неё слетались в полночь на шабаш ведьмы и домовые, здесь собирались отяжелевшие от свежей крови ненасытные вурдалаки. По её склонам резвились и скакали через старые, трухлявые пни кровожадные и вероломные оборотни, по тропам и полянам рыскали плешивые, с узкими козлиными бородами лешие.
Полночь не наступила, однако идущим казалось, что они постоянно слышат вокруг чьи-то осторожные крадущиеся шаги, а над головами проносятся, шурша крыльями, ночные страшилища-дивы. Им виделись изредка мерцавшие среди кустов и деревьев желтоватые трепетные огоньки — это бродили в тоске и одиночестве не вознёсшиеся на небо в священном пламени погребального костра души. Чтобы добрый человек не спутал сию гору с какой-либо иной и не попал на неё даже случайно, Перун огненными стрелами выжег её вершину, испепелив даже траву.
Шагавший головным в цепочке тысяцкий Микула прекрасно знал дорогу, идущие впереди и позади дружинники с факелами хорошо освещали узкую тропу, и великий князь мог всецело отдаться своим тревожным мыслям.
То, чего он столько времени ждал и стремился всеми способами и силами предотвратить, свершилось — Новый Рим бросил вызов ему и Руси! Что это должно было неминуемо случиться, Игорь знал с первого дня, когда возвратился в Киев после похода на Хвалынское море: ромеи были не тем соседом, который не воспользуется ослаблением Руси и не постарается извлечь выгод из её теперешнего тяжёлого положения. А положение державы и её великого князя было воистину тяжелейшим! Надеясь, что после понесённого на Итиль-реке поражения киевскому князю не совладать с ними, восстали давно тяготившиеся подчинением власти Киева древляне, за ними — примученные князем Олегом уличи и тиверцы. Однако воеводе Свенельду с ладейной дружиной викингов удалось быстро усмирить восставших древлян, так же без проволочек и решительно действовали против уличей и тиверцев воеводы Ратибор и Ярополк, понимая, что чем быстрее будет погашен на Руси пожар внутренней смуты, тем меньше возможностей будет у иноземцев вмешаться в неё.
А давние недруги Руси, присмиревшие после успешных походов на них князей Аскольда, Дира и Олега, вновь стали тревожить русское порубежье. Дабы отбить у них охоту к большим набегам внутрь славянских земель, Игорь самолично водил войска на половцев и громил хазарские владения близ Тавриды. Поскольку весть о поражении русского войска разнеслась и на восток от Хазарии, на Русь двинулись даже те, кто прежде никогда этого не делал. С берегов далёкого озера Яман-Сор[17] появились многочисленные печенежские орды, и тысяцкому Микуле пришлось дважды[18] вести с ними войну на порубежье Руси с Дикой степью.