— Да, — сказал Монфор, — она действительно с могучей силой пробуждает влечения души; но разве благодаря самому оживлению чувств, затрагивая, возможно, давно мертвые струны тайного и восторженного экстаза, не пробуждает она и силы скорби равно как и наслаждения?
— Ах! Это верно, — вздохнула Элоиза.
В этот момент он подошел к ней. Немпер встал и словно преднамеренно покинул комнату. Монфор искренне прижал к груди ее руку, поцеловал ее, затем отпустил и сказал:
— Нет-нет, чистая Элоиза, тебя не пятнает даже окружающий тебя порок, и я ни словом не обижу тебя. О! Более не могу скрывать этого от тебя — Немпер негодяй.
— Неужели? — сказала Элоиза, уже смирившаяся с самыми жестокими ударами судьбы. — Тогда я уж и не знаю, у кого искать убежища. Тогда все вокруг негодяи.
— Слушай же, оскорбленная невинность, и подумай, кому ты доверилась. Десять дней назад Немпер был в одном из игорных домов Женевы. Он играл со мной, и я выиграл у него значительную сумму. Он сказал, что сейчас заплатить не может, но у него есть красивая девушка, которую он отдаст мне, если я не стану требовать долг. «Est elle une fille de joye?»[8] — спросил я. «Oui, et de vertu practicable»[9]. Это успокоило мою совесть. В момент беспутства я согласился на его предложение и, поскольку деньги для меня почти ничто, разорвал вексель на тысячу цехинов. Но я не представлял, какой ангел должен был быть принесен в жертву низкой алчности существа, которому она доверила свою судьбу. Видит небо, я сейчас же найду его, обвиню в бесчеловечном разврате, и...
— О нет, нет! — вскричала Элоиза. — Не ищите его! Все, все в порядке, я брошу его! Как же я вам благодарна за эту незаслуженную жалость к падшей, которая, увы, слишком хорошо понимает, что не заслуживает ее.
— Ах! Вы заслуживаете лучшего на свете! — перебил ее тронутый Монфор. — Вы достойны рая! Но покиньте этого лживого негодяя и не говорите, злая красавица, будто у вас нет друга — он у вас есть, самый сердечный, самый бескорыстный друг, и это я!
— Но, — нерешительно сказала Элоиза, — что...
«Скажут люди», уже была готова добавить она, но, убежденная в том, что она уже и так давно и низко пала во мнении света, лишь вздохнула.
— Тогда, — продолжил Монфор, не заметив ее нерешительности, — поедемте со мной в милый домик неподалеку, которым я владею. Поверьте, с вами будут обращаться с почтительностью, которая подобает вашему положению, и, хотя я и могу поддаваться привычному беспутству, моя честь не позволит причинить зло той, кто пала жертвой другого.
Хотя жизнь Монфора была безнравственной и вольной, она не была следствием врожденной склонности к порокам, — это было следствием несдержанного воображения, не слишком облагороженного. Но все добрые свойства его души заставили его пожалеть покинутую Элоизу. Его сердце, обычно восприимчивое к тонким чувствам, было тронуто, и он по-настоящему и искренне — да, он был распутником, но не из принципа — верил собственным словам.
— Спасибо вам, благородный человек, — с чувством сказала Элоиза, — я от души благодарна вам. — Знакомство со светом еще не окончательно заставило Элоизу относиться с недоверием к мотивам его представителей. — Я принимаю ваше предложение, и надеюсь лишь, что моя уступчивость не заставит вас считать меня не тем, что я есть.
— Никогда я не смогу считать тебя никем иным, как страдающим ангелом, — с чувством ответил Монфор.
Элоиза вспыхнула, понимая, что пылкая речь Монфора не просто комплимент.
— Но могу ли я спросить моего благородного покровителя, как, где и когда я буду освобождена?
— Оставь это мне, — ответил Монфор. — Будь готова завтра к десяти вечера. Внизу будет ждать карета.
Вскоре вошел Немпер, и их беседа прервалась, и вечер тянулся медленно и скучно.
Быстро летели часы, приближалось мгновение, когда Элоизе снова предстояло испытать милосердие мира. Настала ночь, и Элоиза села в карету, потом туда впрыгнул Монфор. Некоторое время она не могла прийти в себя от возбуждения. Наконец Монфору удалось успокоить ее.
— Дорогая моя мадмуазель, — сказал он, — зачем вы без нужды так будоражите себя? Я клянусь ценить вашу честь выше моей собственной жизни, и мой спутник...
— Какой спутник? — тревожно перебила его Элоиза.
— Мой друг, — ответил он. — Он живет вместе со мной. Он ирландец, очень добропорядочный, он настолько ненавидит всякое gaiete de coeur[10] что вам нечего опасаться. В общем, это такой влюбленный пастушок, который даже не знает предмета своей любви. Он бродит по окрестностям, пишет стихи и, в общем, слишком сентиментален, чтобы тревожиться на его счет. Уверяю вас, — добавил он более серьезно, — хотя я и не слишком романтичен, у меня есть чувство чести и человеколюбия, которые велят мне уважать ваши горести как собственные.