Выбрать главу
Взор — двузвездная Планета, Взглянешь — в мудром нет ума; В нем — с огнем и с лаской света Зыбко слита полутьма, В нем веселость нежно дышит, Так Зефир волну колышет.
Кто в глаза твои взглянул, Тот от счастия бледнеет; В чьей душе твой смех уснул, Тот душою цепенеет. Странно ль, если, вняв твой смех, Я слабей, бледнее всех.
Как роса под ветром нежным, Как под Бурями волна, Как лазурь, что вихрем снежным Глубоко потрясена, Близ тебя, как возле духа, Весь я полон зренья, слуха.

К ВИЛЬЯМУ ШЕЛЛИ

With what truth I may say —

Roma! Roma! Roma!

Nou e piu come era prima![4]

Погибший мой Вильям, в котором Какой-то светлый дух дышал, И ликом нежным, как убором, Свое сияние скрывал, И сжег его лучистым взором, — Здесь прах твой тлел и остывал; — Но ты не здесь, и, коль виденье, Как ты, ушло в уничтоженье, Твой склеп во мне, как боль мученья.
О, где ты, нежное дитя? Хочу я тешиться мечтою, Что травы и цветы, блестя, Среди могил живут — тобою, Своей листвою шелестя. Горят твоею красотою; — Хочу я думать, что в цветы Вложил любовь и краски ты, Душою, полной красоты.

МЕДУЗА ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ,

находящаяся во Флорентийской галерее
Она лежит в туманностях вершины И смотрит вверх, там ночь и высота; Внизу, далеко, зыбятся равнины; Чудовищность ее и красота Божественны. Не чарами долины В ней смутно дышат веки и уста; На них, как призрак мрачно распростертый, Предсмертное мученье, пламень мертвый.
Но не от страха, нет, от красоты Дух зрящего пред нею каменеет; Встают на камне мертвые черты, Вот этот лик с ним слился, цепенеет, С ним сочетался в сон одной мечты, И нет следа для мысли, дух немеет; Но музыки исполнена мечта, Затем что в мраке, в боли — красота.
И точно на скале росистой — травы, У ней на голове, взамен волос, Растут ехидны, полные отравы, Одна в другой, как пряди длинных кос, Все спутаны, все злобны и лукавы, Гнездо их в звенья светлые слилось, И в воздухе они разъяли пасти, Как бы смеясь, что этот дух — в их власти.
И тут же саламандра, яд свой скрыв, С беспечностью глядит в глаза Горгоны; Летучей мыши бешеный порыв Описывает в воздухе уклоны, Для света мрак пещеры позабыв, Она как бы презрела все препоны, Кружит в лучах чудовищных огней, И свет полночный всякой тьмы страшней.
Очарованье ужаса и пытки; От змей исходит блеск, он медно-рдян, Они горят в чудовищном избытке, И в воздухе от них дрожит туман; Как в зеркале, как песнь в едином свитке, Свет красоты и ужаса здесь дан — Лик женщины, с змеиными кудрями, Что в смерти видит небо, над скалами.

ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ

Ручьи сливаются с Рекою, Река стремится в Океан; Несется ветер над Землею, К нему ласкается Туман. Все существа, как в дружбе тесной, В союз любви заключены. О, почему ж, мой друг прелестный, С тобой мы слиться не должны?
Смотри, уходят к Небу горы, А волны к берегу бегут; Цветы, склоняя нежно взоры, Как брат к сестре, друг к другу льнут. Целует Ночь — морские струи. А землю — блеск лучистый Дня: Но что мне эти поцелуи, Коль не целуешь ты меня?

* * *

Иди за мною в глубь лесную, Туда где сумрак голубой, Тебя я нежно поцелую, И мы смешаемся с тобой. Фиалка ветру там вверяет Свои душистые мечты, Вздыхает, как ей быть, не знает, С такой четой, как я и ты.

РОЖДЕНИЕ НАСЛАЖДЕНЬЯ

При созидании Земли, Там в Небесах, вдали, вдали, Божественное порожденье, Средь нежных звуков, Наслажденье, В мелодии безумных чар, Возникло, как над влагой пар, Что нежно вьется вдоль излучин, Меж сосен, чей напев так звучен, Над зеркалом лесных озер, Откуда он плывет в простор; В волне гармонии небесной, Дышал тот призрак бестелесный, Очерчен тонкою чертой, Светясь бессмертной красотой.

АТМОСФЕРА ЛЮБВИ

Отрывок
Есть ласка теплой нежной атмосферы Вкруг существа, чей вид для наших глаз Услада. Мы блаженствуем без меры, Мы точно в нежной дымке, в светлый час, Когда мы с тем, кто жизни жизнь для нас.
вернуться

4

Как верно я могу сказать — О, Рим! О, Рим! О, Рим! Уж ты не тот, что прежде! (Англ.; ит.)