Пока все шло так, как хотела Матильда. Ее постоянной целью было тронуть его чувства: если бы ей удалось найти что-нибудь, что заинтересовало бы его, развеяло его меланхолию или если бы она сумела стереть чужой образ из его памяти, то, по ее мысли, он несомненно быстро и добровольно прижал бы ее к груди.
Изображая родство душ с ним во всем — изображая то сродство чувств и мыслей, которое для него было так важно в любви, она не сомневалась, что вскоре добьется своего.
Но сопереживание и единство чувств, как бы они ни были нужны для любви, ибо они усмиряют все бурные страсти, и, наполняя душу трогательной нежностью, постепенно овладевают ею, никоим образом не были созвучны яростным страстям, непобедимым и неутолимым, что кипели в крови Матильды.
Она наслаждалась обществом того, кого она любила, но тихое удовольствие, невозмутимая ясность так и не поселились в ее душе. Его близость, делая ее невосприимчивой ко всему остальному, вызывало в ней почти неуправляемые чувства.
При взгляде на него ее пульс непривычно учащался, грудь вздымалась, и невольно сладострастный пламень вспыхивал в ее очах.
Ее страсти, сдерживаемые в присутствии Верецци, наполняли ее душу все более сильным жаром. Выпестованные уединением и достигшие, возможно, такого накала, какое ничья другая душа не вынесет, они подчас почти сводили ее с ума.
И все же, удивленная собственной выдержкой, она больше не заговаривала о своей страсти с Верецци, четко осознавая необходимость этого.
ГЛАВА X
Наконец пришел день, в который Матильда ожидала возвращения Фердинанда. Фердинанд вернулся точно в срок и сказал Матильде, что Застроцци пока поселился в сельском доме неподалеку отсюда и ждет ее прибытия.
Матильда была очень удивлена тем, что он предпочел ее замку хижину, но, выбросив из головы эту мысль, стала торопливо собираться к нему.
Вскоре она приехала к хижине. Застроцци увидел ее и быстро пошел ей навстречу.
— Ну что, Застроцци? — спросила Матильда.
— О, — сказал тот, — пока все наши планы безуспешны. Джулия жива и окружена богатством и властью, она смеется над нашей местью. Я уже намеревался покончить с ней, когда, повинуясь твоему приказу, был вынужден приехать сюда.
— Увы! — воскликнула Матильда. — Я опасалась, что так и случится. Но, Застроцци, мне очень нужен твой совет, твоя помощь. Давно я уже томлюсь безответной любовью. Часто вспыхивала надежда, и столь же часто мои самые горячие ожидания заканчивались разочарованием.
Глубокий нетерпеливый вздох вырвался из груди Матильды, и, не в силах продолжать, она умолкла.
— Это образ проклятой Джулии, — ответил Застроцци, что запечатлен в его сердце, не дает ему стать твоим. Если бы ты могла стереть его!
— Я уверена, что смогу это сделать, — сказала Матильда. — Дружба, что ныне возникла между нами, быстро перерастет в любовь, и я навсегда буду счастлива. Застроцци, как это сделать? Но прежде чем думать о счастье, мы должны позаботиться о безопасности — мы должны уничтожить Джулию, которая до сих пор всеми способами пытается узнать о судьбе Верецци. Но, поскольку ее защищают власть и богатство, как это возможно сделать? Ни один bravo[6] в Неаполе не посмеет покуситься на ее жизнь, никакие награды не соблазнят самых отъявленных мерзавцев, способных убить не задумываясь, поднять на нее руку, а если мы попытаемся это сделать сами, то нам грозят самые страшные пытки инквизиции и позорная смерть, кроме того, и желание наше не исполнится!
— Не надо так думать, Матильда, — ответил Застроцци. — Не надо думать, что если Джулия богата, то кинжал жаждущего мести, вроде меня, до нее не дотянется; или если она в роскоши живет в Неаполе, то отравленная чаша, приготовленная тобой, отчаявшейся соперницей, не повергнет ее в конвульсиях и не сведет в могилу. Нет, она умрет, и на дыбе нам корчиться не придется.
— О, — перебила его Матильда, — мне все равно, даже если в подземельях инквизиции я буду корчиться под самыми жестокими пытками, мне все равно, если даже я умру на глазах у черни самой позорной и унизительной смертью. Если перед этим ее душа отправится в мир иной, я достигну своей цели. Я испытаю невыразимое и, да, немыслимое наслаждение.
Тем временем наступил вечер, и, поскольку час был уже поздний, Матильда и Застроцци расстались.
Застроцци вернулся в хижину, а Матильда в глубокой задумчивости пошла в замок.
Ветер был прохладен и довольно порывист. Легкие облака быстро неслись по темно-синему небу. Луна, в своем серебристом величии, стояла высоко на востоке и придавала облакам прозрачности, когда они, подобно небесным духам, проносились мимо и постепенно таяли вдали, как видения. Матильда смотрела на это зрелище, и череда смутных мыслей овладевала ее душой. Ее преступления, ее прошлое представали перед ней в ее пораженном ужасом воображении. Пламенная любовь, неодолимая, неукротимая страсть пылала в ее крови. Ее чувства, обморочные от преступного желания, смешались в неутолимом экстазе предвкушения счастья — счастья с примесью неясного недоброго предчувствия.