Но Люсия справилась. Это было единственным подтверждением, в котором она нуждалась, чтобы напомнить себе вырвать бабочек, которые продолжали порхать у нее в животе, выбросить их в мусорное ведро и поджечь. Она не собиралась снова валять дурака.
Ее отец пытался втолковать ей, что замороженные блюда вполне подойдут на Рождество, и она комично ахнула. Она сходила в магазин и купила ингредиенты для салата и любимую пасту своего отца. Она была уверена, что все, что он ел, - это замороженные блюда, запеканки и лазанью, которые время от времени приносили ему соседи. Интересно, когда он в последний раз ел овощи?
Она принялась готовить для него, пока он лежал на диване, тупо уставившись в потолок. Ей не хотелось говорить, что это тоже было стандартом. Сколько раз ей приходилось самой искать свой путь в начальной и средней школе, потому что он был так сосредоточен на своей боли? Сколько раз она просила его прийти на ее соревнования по легкой атлетике в старшей школе, только чтобы, вернувшись домой, застать его на диване, тупо уставившегося в потолок? Она словно вернулась в прошлое, когда была еще ребенком, ищущим руководства. Любое указание на то, куда ей следует пойти, что ей делать дальше.
- Папа, иди помоги мне. Это будет хорошим отвлечением, я обещаю. Мы можем говорить о чем угодно. - Она пробыла дома всего три ночи, и ей была невыносима мысль о том, что они проведут остаток времени вместе в этом трагическом молчании.
Он стоял как зомби, схватив овощечистку, которую она ему протянула, и принялся за картошку. Она хотела, чтобы он что-нибудь сказал, что угодно. Еще минута молчания, и она могла бы воспламениться.
Наконец, он заговорил. - Чем ты занималась, милая? У меня такое чувство, что мы почти не разговаривали последние несколько месяцев. - Она услышала боль в его голосе и поняла, что ей следовало чаще звонить ему. Она думала об этом, действительно хотела, но каждый раз, когда она брала трубку, чтобы сделать это, она вспоминала вот что. То, как он стоял, согнувшись, как будто все хорошее в мире ушло. Постоянная складка между бровями. Неухоженная щетина вдоль линии подбородка. А потом она разозлилась и убрала телефон.
- Я действительно усердно работала для Sabertooths. Я надеюсь, что если они преуспеют в плей-офф, то подпишут меня на несколько лет. Возможно, я смогла бы продвинуться до главного аналитика, если бы какое-то время побыла на одном месте.
- Ты не думала о том, чтобы попробовать поработать с Eagles?
Вот он. Страшный вопрос. Почему бы тебе не вернуться в Филадельфию? Быть поблизости? Она не хотела оставаться в Филадельфии. У нее было достаточно трудное время, пытаясь выбраться из Филадельфии. В тот момент, когда она переступила порог Калифорнии, она была другим человеком. Все ее прошлые невзгоды остались позади, и Филадельфийская Люсия исчезла. Жизнь почти стала легкой.
Она не хотела снова становиться Филадельфийской Люсией. Но она не могла этого сказать. Поэтому вместо этого она сказала: - Возможно. Но у меня есть причина быть в Чарльстоне сейчас.
- Точно. Я видел это в новостях, о тебе и квотербэке Sabertooths. Почему ты не рассказала мне о нем? - Она говорила о своих новых друзьях и о том факте, что другие аналитики наконец-то прислушались к ней, наконец-то осознав, каким ценным активом она была. Но она предполагала, что Колтон где-то вписывается в это уравнение. Как друг.
- Мы пытались сохранить это в тайне, - солгала она. - Я хотела подождать, пока будет что рассказать, прежде чем дать тебе знать. Не хотела, чтобы ты слишком обнадеживался.
Он очистил картофель и положил его на разделочную доску, возвращаясь, чтобы лечь на диван. Она вздохнула, слишком уставшая, чтобы пытаться уговорить его прекратить. Закончив готовить, она поставила перед ним тарелку, а затем наблюдала, как она остывает, пока ела. Она вымыла тарелку, поставила ее на сушилку и еще несколько раз понаблюдала за тем, как поднимается и опускается грудь ее отца, прежде чем поплелась в спальню своего детства.
Она любила своего отца, но это было не то будущее, которое она видела для себя. У нее были планы относительно своей карьеры. Лежать на диване и барахтаться месяцами подряд, игнорируя все жизненные обязанности, не входило в планы. Она не совершит тех же ошибок, что и ее отец.
Переписки между ней и Колтоном были редкими с тех пор, как она уехала из Чарльстона. Они стали посылать друг другу фотографии необычных вещей и писать “смотри, это ты”. Это был хороший способ отвлечь ее от глубокой печали, которая, казалось, охватывала ее каждый раз, когда она возвращалась в дом, в котором выросла.
До сих пор она проводила большую часть своего времени, готовя полезные блюда для своего отца и убирая дом. На самом деле у нее больше не было друзей поблизости, и она чувствовала зуд, сидя без дела. Как идиотка, она решила оставить свой планшет в Чарльстоне, думая, что было бы неплохо уехать на пару дней и провести время со своим отцом. Но это был провал, и ее руки подергивались, умоляя что-нибудь сделать.
Ее полет на следующий день займет всего два часа, а потом она вернется в свой уютный дом, который, как она теперь поняла, превратился в настоящий дом. Дом, по которому она очень скучала.
Тем временем она, наконец, решила пролистать все сообщения о ней и Колтоне. Любопытство и скука победили, и она обнаружила, что просматривает заголовки, которые появлялись, когда она искала их имена вместе. Появилось одно новое изображение, на котором она вообще не была изображена. Она нажала на него, желудок уже скручивало в узел.
Это была фотография Колтона, Майи и еще одной женщины, и ее только что опубликовали. Женщина была красивой и высокой, совсем как Майа, и, вероятно, примерно ее возраста. Она выглядела так, словно могла бы стать моделью. Ее взгляд был прикован к Колтону, лицо которого было невозмутимым, как у невозмутимой статуи. Казалось, что он не смотрит на женщину, но ощущение в животе Люсии все еще перемещалось в грудь, мешая ей дышать.