Лемурия
В Лемурии[67]
Остров, не отмеченный на карте[68]
Не ведаю, сколько времени носило меня по волнам. Несколько дней и ночей я помню как чередование серости и тьмы; затем фантасмагорическая вечность бреда и смутное падение в непроглядную тьму забвения. Вероятно, меня привела в чувство вода, которой я наглотался; я лежал на дне шлюпки, головой прислонившись к корме, и шесть дюймов рассола плескались подле моих губ. Я задыхался, шлюпку швыряло на волнах, и с каждым броском вода прибывала с обоих бортов; где-то неподалеку ревел прибой.
Я постарался сесть, и с трудом, но мне это удалось. Мысли и чувства путались, и я почти утратил способность ориентироваться в пространстве. Больше всего меня мучила жажда — во рту разбегалось и пульсировало пламя; голова кружилась, тело как будто обмякло и опустело. Я пытался вспомнить, что случилось; какое-то время я даже не удивлялся, что нахожусь в шлюпке один. Но даже в таком оцепенелом и полубессознательном состоянии рев прибоя внушал ощущение неминуемой опасности; и я потянулся за веслами.
Весел не было; впрочем, в нынешнем моем состоянии я едва ли сумел бы ими воспользоваться. Оглядевшись, я увидел, что прибрежным течением шлюпку несет между двумя рядами низких рифов, почти скрытых пенными брызгами. Передо мной маячила отвесная скала, но, когда шлюпка к ней приблизилась, скала волшебным образом разделилась, и через образовавшуюся щель я выплыл в зеркальные воды тихой лагуны. Перемещение из бурного моря в царство безмятежности и безмолвия было стремительным, какой обычно подобная смена декораций и событий бывает во снах.
Длинная узкая лагуна вилась между ровными берегами, густо покрытыми тропической растительностью. Здесь росло много пальм неизвестной мне разновидности, а также громадных саговых пальм и широколистных трав выше молодых деревцов. Я уже тогда слегка удивился; впрочем, в основном меня занимало другое: пока шлюпка медленно дрейфовала к пляжу, я пытался привести в порядок свои воспоминания. Это оказалось делом непростым.
Голова все еще кружилась; вероятно, морская вода, хоть и вывела меня из оцепенения, была не слишком полезна моему здоровью. Впрочем, я помнил, что зовут меня Марк Ирвин и я первый помощник капитана грузового судна «Окленд», которое курсировало между Кальяо и Веллингтоном. И я слишком хорошо помнил ту ночь, когда капитан Мелвилл[69] стащил меня с койки, на которой я спал без задних ног, с криками, что на судне пожар. Я помнил ревущее пламя и дым, сквозь который мы выбрались на палубу; мы сразу поняли, что судно не спасти, ибо огонь добрался до масла, составлявшего часть нашего груза; помню, как в зловещем мареве пожара мы грузились на шлюпки. Половина команды застряла в огненной ловушке на баке, другая была вынуждена спасаться, не успев прихватить с собой воду и продовольствие. Несколько дней мы гребли посреди мертвого штиля, не встретив ни единого судна, и муки наши не поддавались описанию, когда разразился шторм. Мы потеряли две шлюпки; уцелела последняя, в которой были капитан Мелвилл, второй помощник, боцман и я. Однако во время ли самого шторма или в последующие дни и ночи, когда я пребывал в бреду, мои компаньоны каким-то образом оказались за бортом… Это было все, что я помнил, однако воспоминания были смутными и обрывочными и, казалось, принадлежали другому человеку, не тому, которого сейчас прибьет течением к берегу тихой лагуны. Оцепенелый и осоловевший, я будто витал в облаках, и даже жажда тревожила меня уже не так сильно, как при пробуждении.
67
Первая публикация: «The Lyric West», July-August 1921, «Ebony and Crystaclass="underline" Poems in Verse and Prose», 1922.
69
Капитан «Окленда» — однофамилец Германа Мелвилла (1819–1891), американского писателя, поэта и моряка, автора романа «Моби Дик, или Белый кит» («Moby-Dick; or, The Whale», 1851), но это, конечно, может быть и совпадением.