Глаза Эрис лучились теперь золотым покоем, точно так же, как и око, вытатуированное между ее бровей. Она говорила сдержаннее и смотрела из–под полуприкрытых век, а голос ее стал глухим и полным вязкого, медового покоя. И запах ее тоже изменился, став более глубоким, более плавным и прочным, словно что-то в ней кардинальным образом переменилось. Лэйк долго принюхивалась и поняла, что это было, только спустя несколько часов. В Эрис не осталось ни капли, ни крошечки, ни пылинки страха, лишь бесконечный покой и железная вера, и сидеть рядом с ней было так тепло, будто привалился спиной к боку хорошо натопленной печи.
Изменилась и Найрин. В ней тоже появился покой, но он не захватил ее существо целиком, как это было с Эрис. Скорее, наоборот, нимфа лучилась силой, в прямом смысле слова лучилась. Вся ее кожа, словно налившаяся солнцем слива, едва-едва мерцала изнутри, а глаза рассыпали крохотные золотые искорки, и улыбка теперь всегда была на самом их донышке, лукаво упрятанная в тень длинных черных ресниц. И каждый раз, когда Лэйк смотрела ей в глаза, она чувствовала эту улыбку, а еще – бескрайнюю, как небо, нежность.
Они говорили ни о чем, и вместе с этим – обо всем. Нимфа с Эрис принялись нарезать маленькими кусочками мясо и хлеб, Лэйк с Ледой присосались к фляге с медом. Они вспоминали о своем детстве, о той самой ночи, когда Лэйк, Эрис и близняшки прокрались прочь из становища, чтобы искать медвежий клык, а нашли в итоге Найрин, и Леда с хохотом призналась, что никакого медведя там на самом деле не было, и они с Эней все наврали. Они вспоминали о становище Ифо, теплых и бесконечно длинных летних днях, когда закат горел и горел без конца, не желая гаснуть в высоком бирюзовом небе, о драках с Торн, Майей и Илой, о ворованной клубнике и домике в лесу, который был для них настоящим боевым фортом. Они вспоминали всех тех, с кем они делили кров на Плато Младших Сестер, маленькие домики, где они жили, горячие источники, о которых так мечтали. Они вспоминали своих наставниц и своих женщин, друзей и врагов, церемонию принятия крыльев и Танцы в День и Ночь Солнца. А еще Эней, и пили за нее, плакали и молчали.
Они говорили и говорили до хрипоты, пока весь мед уже не был выпит, вся закуска съедена, а от густого едкого дыма из трубок Леды и Найрин стало невозможно дышать. А потом они смотрели друг на друга уже молча, стараясь запомнить каждую черточку лиц друг друга, хотя бы еще несколько мгновений остаться в этом их общем, огромном, золотом и уютном, том, что было только для них и никого больше.
- Я кое-что узнала, пока была у Источника, – вдруг сказала Найрин, прерывая тишину, и Лэйк с удивлением взглянула на нее. Вид у нимфы стал каким-то рассеяно-задумчивым, а глаза сощурились и смотрели в пространство. Странно, что она заговорила именно об этом: никто из них не поднимал тему войны, пытаясь избегать ее любыми способами. И вот теперь заговорила Найрин в тот самый момент, когда теплая тишина опустилась на них, чтобы со всех сторон в последний раз обнять ладонями их детства, навсегда уходящего от них и растворяющегося в туманной дали за спиной. – Я никому не говорила об этом, потому что это не из тех вещей, о которых стоит рассказывать всем. Однако, я кое-что видела там, в глубине Источника.
Никто из них не произнес ни слова, все молча смотрели на нее и ждали. Найрин не больно-то много рассказала о том, что произошло с ними в Роще Великой Мани, ограничившись лишь сухим докладом Великой Царице о том, что рисунок был наложен удачно, Фаишаль для этого не использовался, а своим спасением они с Торн были обязаны Самой Роксане. Лэйк подозревала, что там что-то случилось, уж больно сильно с тех пор изменилась Найрин, но она уважала право нимфы на молчание, а потому воздерживалась от расспросов. Зато теперь, когда та сама подняла эту тему, Лэйк с любопытством прислушалась.
- Это было откровением, – голос Найрин звучал тихо, глаза смотрели вникуда, а улыбка была такой нежной, словно в ладонях она баюкала маленького птенчика. – Оно пришло ко мне само, в самом начале, еще до того, как я поняла, каким образом использовать Источник для того, чтобы наш план сработал. Это было видение… Колеса, огромного кровавого Колеса, которое перемалывает спицами весь мир, и все-все люди, все, что населяет мир, вплетено в него. А потом… – она пристально смотрела перед собой, и в глазах ее появились серебристые всполохи. А может, Лэйк просто разморило от усталости, выпитого и густого табачного дыма, и ей просто померещилось отражение пламени Роксаны в ее зрачках. – Потом что-то изменилось. Небесная Мани, Ее великая первозданная мощь низошла в мир, и она родилась в четырех телах, чтобы остановить это Колесо. Я видела четырех женщин, каждая из которых воплощала один из ее аспектов: Мудрость, Любовь, Силу и Совершенство. И я думаю… – нимфа обвела их всех взглядом, и Лэйк поняла, что ей не показалось. Серебристые вспышки действительно плясали в ее глазах, словно маленькие падающие снежинки, и это было так красиво! Настоящее маленькое чудо, подумалось Лэйк. В голосе нимфы послышалась уверенность. – Думаю, что это все случится скоро, очень скоро. Возможно даже, в течение наших жизней.
- Может, эти женщины – Небесные Сестры? – предположила Леда, глядя на нимфу. – Ты описала их очень похоже. Мудрость – Аленна, Любовь – Реагрес, Сила – Роксана, конечно же. Ну и Артрена – как Совершенство и стремление к нему.
- Нет, – покачала головой Найрин. – Я совершенно точно знаю, что речь идет о земных женщинах, живых, рожденных здесь, а не о Небесных Сестрах.
- Я сразу подумала об Аватарах, – задумчиво взглянула на нее Эрис. – Но вот только, почему их четверо? Должно же быть двое?
- Я тоже подумала об Аватарах! – улыбнулась Найрин. – И до сих пор не уверена, правильно подумала или нет. Однако, это еще не все. – Она замолчала, словно подбирая слова, потом обвела их неуверенным взглядом. – Эти четыре женщины подошли к Колесу, взялись за спицы по четырем сторонам света и сломали его. А потом что-то случилось. Я видела золотую силу, срывающуюся с небес и падающую вниз, словно кто-то пробил дыру в дне огромного резервуара с водой. Вся эта сила падала в земную грязь и темноту, и они слиплись, стали единым целым и образовали нечто новое. – Нимфа вдруг усмехнулась и покачала головой. – Вы можете мне не верить, но я готова поклясться, что речь идет о новом творении. – Глаза ее пылали, будто солнце, и Лэйк подумала, что ей даже несколько тяжело смотреть в глаза нимфы, настолько сильным сейчас был ее взгляд. – Я видела субстанцию, гибкую, мягкую и текучую, невероятно эластичную и постоянно обновляющуюся. Эта субстанция была плотнее той, что знаем мы, она состояла из твердой материи и энергии Источников, слитых воедино. И мне кажется, что она была бессмертна.
Что-то тихонько задрожало, завибрировало в груди Лэйк, пульсируя в такт волнам силы на дне глаз Найрин.
- Бессмертие для всех? – тихо спросила она.
- Да, – просто улыбнулась нимфа, и лицо ее озарилось невероятным светом, а Лэйк внезапно поняла, что смеется. Это было так просто, так сильно, так легко. И ей хотелось верить в то, что говорила нимфа.
- Получается, Небесные Сестры создадут новое творение? – Леда непонимающе хмурила брови, глядя на них. – Или они подарят бессмертие всем живым?
- Я не знаю, – пожала плечами Найрин. – Но я помню то, что мы узнали в Кренене. Анай потеряли крылья и бессмертие. И, если я правильно поняла откровение, мы обретем это бессмертие вновь, если согласимся сотрудничать. И именно для этого нас просят участвовать в Танце Хаоса.
Лэйк не знала, как относиться ко всему сказанному, не знала, что самой на это ответить. Только внутри нее вдруг зеленым колоском проросла и разбросала крохотные листики надежда, и с каждой секундой под теплым светом глаз Найрин она становилась все сильнее и сильнее.
- Мы сделаем все, что захотят от нас Небесные Сестры, – тихо проговорила она, опуская голову в знак почтения. – Если ты говоришь, что это возможно, значит, так оно и есть. И я сделаю все для того, чтобы вернуть моим дочерям бессмертие, как мы вернули им утерянную память.